1. Фотография начала 20-х годов: один из московских бульваров; осень; на скамейке сидит человек лет сорока; ему, вероятно, холодно. Поверх изображения - буква за буквой - появляется "рукописный" автограф:
Человеку с обнаженным зрачком мнится, что фиксируемая им вещь непрерывно, во все доли секунды, - как бы связана со зрачком не рвущимся ни на миг лучом.

                                Сигизмунд Кржижановский
                                                                1922 год

     2. Текст исчез, фотография оживает: ветер гонит упавшую на асфальт листву, спешат по делам редкие прохожие, человек поднимает воротник, прижимает его к щекам. Назовем его Персонаж А.

    3. Персонаж Б (в точно таком же ненадежном пальто, что и Персонаж А) стоит по другую сторону проезжей части и смотрит на маляра, который оформляет витрину ремонта часов. На несколько мгновений их скрывают проезжающие мимо грузовики. Но за эти короткие миги на раскрашиваемой витрине многое успевает измениться, будто работник выпадал из поля зрения не на секунды, а на часы.

    4. На проезжей части, преградив движение, стоят две дымящих асфальтовых печи. Длинная железная ложка, с трудом ворочаясь в вязкой черной гуще, месит асфальтное тесто.

    5. На скамейку в метре от Персонажа А, села девушка. Глядя на дорогу, туда, где раскатывают асфальт, заговорила:
        - Мы оба наблюдаем: я - дым; вы - чужую работу. Зачем вам это?
Персонаж А, резко повернув голову в сторону неожиданной собеседницы:
        - А вам?
        - Хорошо. Я согласна отвечать первой, только вам это покажется чересчур глупым. Я просто подумала: сколько в асфальтовой печи шагов? Понимаете: сколько шагов? Ведь весь город - из идущих людей. А шаги, ну, следы там, остаются. И, понимаете, их много, они втаптываются в асфальт, следы поверх следов, пока не протрут и не прорвут асфальт до земли. А потом их вместе, шаги и асфальт, сваливают в печь и ворочают, как в сказке, железной поварешкой... И вот теперь слушайте: если б можно было, хоть редко-редко, хоть раз в жизнь, все, что человек, что люди натопчут, наследят, нагрешат и напридумывают, - все в кучу и потом в печь; и сжечь, понимаете, сжечь - чтобы все дымом ушло. А потом жить сначала. Ух. Теперь ваша очередь.
        - Что?
        - Отвечать. Что вы видите? Что ищете?
Персонаж А устремил взгляд к печам, затем - к почти доделанной вывеске: "Ремонт часов."
        - Я...
Повернулся к девушке. Но ее уже не было. На ее месте лежал бумажный сверток. Персонаж А посмотрел в обе стороны бульвара: исчезла. Взял сверток, развернул: два бутерброда с полупрозрачными листиками ветчины. Торопливо свернул и спрятал в карман. Сглотнул слюну.

    6. За спиной Персонажа Б останавливается Персонаж А. Оба они смотрят на маляра, что на картонном циферблате прорисовывает минутную стрелку. Ведро с краской, прижатое животом работника к стене, стоит на предпоследней ступеньке лестницы, - одно неосторожное движение - и все полетит на тротуар. Но вот маляр взял трафарет в зубы, кисть - в ведро, - медленно тянет ногу к предыдущей ступеньке. Вывеска готова.
Персонаж Б, оглянувшись:
        - Вы за мной наблюдаете? Что вам нужно?
Персонаж А:
        - Простите. Загляделся на работу.
        - Ложь. Я и раньше вас замечал. Говорите.
        - Да. Еще раз простите. Вы всегда смотрите на часы, будто опаздываете... А на самом деле никуда не торопитесь. Меня просто заинтересовало...
        - Вы кто?
        - Никто. Так. Безнадежный ловец смыслов, если угодно.
        - Неужели?! А я как раз ловец провалов; промежутков, в которых нет никакого смысла. Не боитесь?
        - Я готов выслушать самую сумасшедшую теорию.
        - Что ж. Тогда пойдемте. На ходу легче... Вы обратили внимание на время, что изобразил этот художник?
        - Двадцать семь минут второго.
        - Вы действительно наблюдательны, точно. По теории вероятности, если сочетать все возможные положения минутной и часовой стрелок, лишь один из семисот двадцати закрашенных циферблатов должен указывать на час двадцать семь. Но в семи случаях из десяти...
Персонаж Б замолчал. Некоторое время идут молча. Вглядываются в лица прохожих.
Персонаж A:
        - И как вы это объясните, хотелось бы знать?! Персонаж Б:
        - В двух словах трудно... Для обстоятельного разъяснения нужно бы пройти в мою лабораторию. Это недалеко.
        - Не имеет значения. Идемте.
Сворачивают в арку, во дворы. Персонаж Б:
        - Вы имеете представление о работе двигателя? Взрывы бензина внутри моторного циллиндра - прерывисты, толчками бьют о поршень. Взрыв - пауза - взрыв - пауза. А снаружи - непрерывное кружение колес.
Персонаж A перебивает:
        - Но какое отношение...
Персонаж Б:
        - Не торопитесь. Или, скажем так: искровая вспышка электрической машины длится всего одну пятидесятитысячную долю секунды. Но удерживается в глазу в течение одной седьмой секунды. Вспышки давно уже нет, а вы все еще видете ее свет. Улавливаете?
        - Нет.
        - Мы почти пришли. Так вот, подумайте: почему бы не быть и солнечным паузам. Теперь все знают: солнце в черных пятнах. Но многим ли открыто: само оно лишь черное пятно, черными лучами бьющее по планетам... Вот и пришли...

    7. Лестница, ведущая в полуподвальное помещение. На двери висячий замок.

    8. Серое помещение кубической формы. Окон нет. Свет тусклой лампочки без абажура. Несколько ветхих стульев, стол, на котором установлен кинопроектор; на противоположной стене экран. Персонаж Б устанавливает на кинопроектор бабину, заправляет в нужные пазы ленту, попутно объясняет:
        - Сам факт толчкообразности видения, прерывистости восприятия, например, кинофильмы, продергивающейся перед глазом, достаточно известен. Меж мгновениями, когда лента, сняв с ретины одно изображение, продергивается с тем, чтобы дать другое изображение, вклинен миг, когда у глаза все уже отнято, но ничего еще не дано. В этот миг глаз перед пустотой... Я усомнился - понимаете ли, усомнился в этом желтом диске, врезанном в лазурь неба... Будьте добры - вон выключатель.

    9. Персонаж А (выключив свет, в полнейшей темноте):
        - Но... солнце... и трафаретный циферблат... моя мысль не увязывает.
Персонаж Б:
        - Сейчас.

    10. (Дальнейший его монолог - под мерное трещание кинопроектора.
На экране:
Титры:

Солнце, скрываемое быстролетными облаками.
Голландские луга, от горизонта до горизонта покрытые цветущими тюльпанами.
Рижский цветочный рынок в конце весны.
Летние зеленые холмы, по которым бежит обнаженная девушка.
На асфальте, разлинованном для игры в классики, воробьи склевывают хлебные крошки.
Поле, на котором пасутся черно-белые коровы.
На роскошном троне - роскошный царь. За его спиной - быстролетные облака.
Палач с огромным топором. Над его плечом солнце, скрываемое облаками. Лицо девушки, бежавшей по холмам. Она что-то говорит, что-то спрашивает. Титр:
         - Чем ты занимаешься ежедневно?
Царь. Титр:
         - Молюсь, конечно.
Девушка. Титр:
         - А знаешь, Бог скачет вечно.
Палач. Титр:
         - А ты откуда знаешь, идиотка?
         Летать летаешь, а глупа, как лодка.
Луга Голландии.
Цветочный рынок в Риге.
Воробьи на асфальте.
Бумажный кораблик, приближающийся к водосточной решетке.
Этот показ сопровождается речью Персонажа Б:)

        - Экспериментируя со временем, с его прерывистостью, я однажды сделал шаг в тень. И тень, будто разбуженная ударом подошвы, качнулась, мгновенно густясь в черный ком, и поползла, разворачиваясь с невероятной быстротой - вверх, вперед, вправо, влево, вниз. Миг - и все кануло в тень. Это случилось в час двадцать семь. В это трудно поверить, но еще труднее объяснить: теперь для меня всегда и везде двадцать семь минут второго.

    11. Пленка закончилась. Экран освещен ярким белым светом. Персонаж Б меняет бабину.
Персонаж A:
        - В таком случае, если следовать логике, вы должны быть как тот циферблат - двухмерным. Плоским. Застывшим.
Персонаж Б:
        - Приблизительно так и есть. Когда все идут по горной тропе, то я - перпендикулярно всем - ползу по расщелине. Нет, не так. Вы - последовательно и послушно перешагиваете из кадра в кадр, а я - по узкой черте между ними - проскальзываю с одной ленты на другую. И всегда туда, где час двадцать семь. Смотрите: вот пленка, которую я заснял в будущем, в самом начале двадцать первого века. Все те же двадцать семь минут второго.

    12. Персонаж A от удивления открыл рот. Перевел взгляд с экрана на рассказчика и обратно. Но на экране те самые дворы, по которым совсем недавно шли наши собеседники. Изменений пока не заметно. Персонаж A, успокоившись:
        - Это должно быть потрясающе - путешествие во времени.
        - Так же потрясающе, как путешествие в пространстве. Если у вас есть мысль, то вы ее думаете наперекор мелькающему пейзажу, а если...

    13. На экране лестница, ведущая в это же самое помещение; но замка нет, а на двери нарисован лист конопли.

    14.Дискотека. Изображение прыгает.
Персонаж Б (комментирует происходящее на экране):
        - Мой подвал перестроили в молодежный клуб.
Свет в танцевальном зале гаснет. Включается стробоскоп. Под его редкими вспышками резко меняется положение танцующих фигур: мрак - вспышка, в которой картинка целиком изменилась.
Персонаж Б:
        - Похоже на искусственную модель моей теории. Если не остановка, то мощное торможение времени. Разрыв между кадрами максимально увеличен, а сами кадры превратились в свою противоположность - в узкую полоску, где возможно двигаться лишь поперек, от одной опасной кромки - до другой. То, что вам - утомительные часы, им - мимолетная минута.
Персонаж A:
        - Остановите. Это надо как-то осмыслить, остановите. Здесь очень душно.

    15. На экране - стоп-кадр: застывшая под вспышкой стробоскопа танцплощадка.
Кадр, будто бы пленка прокручивается вручную, уходит за верхнююю кромку экрана; его сначала сменяет полный мрак, а затем поднимаются на экран предложения:
Поэт Введенский из группы обэриутов говорил: люди считают, что мышь существует так, как они ее видят, а в действительности она мерцает. Имеется в виду, что наш взор расположен мАкроскопически и потому не видит, что в долю секунды происходит исчезновение и появление мыши.
                                                 Мераб Мамардашвили; Лекции по античной философии,
                                                                 прочитанные во ВГИКе в 1980 году.

    P.S. (Вообразим, что все еще продолжаются титры. Музыкальное сопровождение? А пусть будет такое: "37-ой" Дианы Арбениной.)
Александр Введенский (1904 - 1941) - современник Кржижановского; автор интересующей нас поэмы "Священный полет цветов".
Сигизмунд Кржижановский (1887 - 1950) - на его чтениях присутствовала писательская элита (те, кого мы теперь именуем классиками; те, в чьих произведениях видно влияние мастера).
Мераб Мамардашвили (1930 - 1990) - философ, книги которого можно найти в любом книжном.

     P.P.S.

Михаил Ромадин (художник, профессор ВГИКа; готовил эскизы к декорациям отечественного "Соляриса"): "...из космоса совершенно не видно звезд, видны только планеты и Полярная звезда. Как будто Бог специально создал вокруг земли атмосферу, чтобы она, как огромная линза увеличила сияние звезд для нашей радости и удовлетворения всегдашнего человеческого любопытства." (еженедельная газета "СК-новости" от 25.02.2003; №3(166), стр. 12-13) В таком случае можно предположить, что звезд вообще нет. Нет там, в далеком космосе. А на куполе нашего неба что-то мерцает, и мы это что-то называем звездами.
02.03.03
10.03.03