|
Иногда невероятная ситуация
складывается в результате
действий следователя.
А. М. Ларин
"Криминалистика и паракриминалистика"
Осенний бульвар. В потертом неприметном пальто, поднявши от ветра воротник, на скамейке сидит человек лет примерно сорока. Пьет, не торопясь, пиво. Смотрит то на рывками скользящую листву, то на редких, удаляющихся в одну и другую сторону прохожих. Закуривает. Порыв ветра вырывает из его рук сигарету, гонит ее вдоль бордюра. Уголек разбивается фейерверков искр. Человек (нерешительно) вынимает пачку, но - подумав - прячет ее обратно в карман. Встает. Озирается по сторонам. Удаляется. Недопитое пиво остается на асфальте, между скамейкой и урной.
Человек движется по почти безлюдной улочке. Из подворотни выныривает пара таких же малоприметных типов, преграждают идущему путь, суют в лицо некие невразумительные удостоверения, просят пройти и сесть в ожидающий неподалеку автомобиль.
В автомобиле. И водитель, и двое типов, сидящих по обе стороны задержанного, и сам задержанный, выглядят крайне уставшими и несколько озлобленными обыкновенными мужиками.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Я не понимаю: что происходит?
ТИП: А кто понимает?
ДРУГОЙ ТИП: Никто не понимает.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Так объясните...
ТИП: В Управлении все объяснят.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: В каком, простите, управлении?
ТИП: Не имеет значения.
ДРУГОЙ ТИП: А если точнее - в корпусе С-2 седьмого Главного Управления.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Ничего не понимаю.
ТИП: Скоро поймете.
ДРУГОЙ ТИП: Может быть.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: А может быть, все это какая-то дурацкая ошибка?
ТИП: А-га.
ДРУГОЙ ТИП: И такое не исключено.
ТИП: Хотя маловероятно.
ДРУГОЙ ТИП: Маловероятно, но не исключено.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Бред какой-то.
ТИП: А что не бред?
Водитель, что, небрежно облокотившись о руль, курил и на каждую реплику многозначительно кивал, после фразы "Бред какой-то" обернулся, хотел было что-то сказать, но только еще раз глубокомысленно мотнул головой, затянулся и вывернул машину к стоянке.
Задержанного ведут по лестнице явно бюрократического заведения. Тяжелые двери. Просторный, мрачный, с массивной мебелью кабинет.
ТИП: Вот, доставили.
НАЧАЛЬНИК: С поличным?
ТИП: Более того.
НАЧАЛЬНИК: И доклад готов?
ТИП: Еще бы.
НАЧАЛЬНИК: А улики?
Кивают.
НАЧАЛЬНИК: Ну... что же... свободны.
Типы в некотором странном замешательстве. Едва заметны робкие, болезненные улыбки.
НАЧАЛЬНИК: Я сказал: совершенно свободны. Идите.
Типы резко разворачиваются, столкнувшись в дверном проеме, исчезают. Мы видим их бегущими вниз по лестнице чуть ли не с детскими радостными возгласами. Сцена не должна быть ни гротескной, ни ироничной: типы будто избавились от страшной беды.
НАЧАЛЬНИК (бегло просматривая бумаги): Я слушаю, слушаю.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Что?
НАЧАЛЬНИК: Это я вас спрашиваю.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Да-да, я уже понял.
НАЧАЛЬНИК: Очень хорошо.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: А что рассказывать-то?
НАЧАЛЬНИК: Желательно все. Как до жизни такой докатились. Только давайте по существу. Время нынче дорого.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Не понимаю.
НАЧАЛЬНИК: Очень плохо.
Зависает долгая статичная пауза. Ничего не происходит. Начальник смотрит в бумагу, задержанный - на начальника. За окном - неподвижное серое небо.
В кабинет входит некто. После кивка начальника приближается к его столу, кладет перед ним видоикассету, так же молча удаляется. Начальник вставляет кассету в видеомагнитофон, просит (жестом) задержанного развернуться к находящемуся за его спиной телевизору.
На экране. Кадры рваные, прыгающие, снятые недорогой любительской камерой и, видимо, в очень неудобных условиях.
Магазинный прилавок. Какая-то тетка накупает сумку продуктов. Похоже, что ругается с продавщицей. Улица. Та же тетка вылезает из машины. Дождь. Ничего не происходит. Из подъезда выходит мужчина, оглядывается по сторонам, бежит по лужам, исчезает за поворотом. В полутемном пространстве кухни кто-то пьет водку. Пожилая женщина в халате. Плавающая, как у человека, которого никто не видит, улыбка. Распахивает халат, с силой мнет отвисшие груди. Замирает. Подходит к окну. Смотрит прямо в камеру - на зрителя. Камера, вероятно, срывается: кувыркающиеся кусты, ветляющий тротуар, ноги прохожих. Бегущая по асфальту листва. На скамейке сидит человек, пьет пиво. Встает. Идет. Недопитая бутылка остается между скамейкой и урной. В человеке мы узнаем задержанного. Телевизор выключен.
НАЧАЛЬНИК: Ну?
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Что: ну?
НАЧАЛЬНИК: Не нукайте, не дома.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Я стараюсь.
НАЧАЛЬНИК: И так, я жду. Терпеливо жду, как вы видите, обстоятельных объяснений.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Какие-то люди засняли меня на видео.
НАЧАЛЬНИК: Не какие-то, а вполне конкретные. И не только засняли, как вы выражаетесь, но и составили подробный отчет. А что самое важное - доставили вас сюда. Работка, поверьте моему опыту, не для дураков. Славные парни. Мне их будет не хватать. Знаете, однажды мы все вместе организовали пикник. В первые деньки бабьего лета...
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Простите, но я опаздываю.
НАЧАЛЬНИК: Куда?
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Какое это имеет значение?
НАЧАЛЬНИК: Да что вы говорите?! Все имеет какое-то значение. А если вам кажется иначе, то и торопиться некуда. Какие могут быть опоздания, если они не содержат в себе никакого смысла? Вот вы и сами утверждаете...
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Я не утверждаю.
НАЧАЛЬНИК: Жаль.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Почему?
НАЧАЛЬНИК: Ну вот, приехали. То вы куда-то опаздываете, то задаете такие сложные вопросы, что без бутылки, извините, не обойтись. И охота вам. Я-то за свою работу стабильную зарплату получаю и могу разглагольствовать здесь часами. Но вам-то какой резон?
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Что. Вы. От меня. Хотите. Узнать.
НАЧАЛЬНИК: Правду. Что же еще?
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Я тоже хочу узнать правду.
НАЧАЛЬНИК(повышая тон): Неужели?
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Похоже, я заболел. Или заболеваю. Или давно уже. Ужас.
НАЧАЛЬНИК: (что-то записывая и отмечая; полурассеяно): Похоже.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Ладно... А нельзя ли более конкретных вопросов?
Пауза. Начальник встает из-за стола. Смотрит в окно. Принимается расхаживать за спиной задержанного.
НАЧАЛЬНИК: Вообще-то нельзя. Но раз... вы просите - сделаем исключение. Мир, конечно, тупеет. Полдня вы бесцельно бродили по городу. Выпили две бутылки пива. Последнюю даже не осилили. Выдули одиннадцать сигарет. Купили билет в театр, хотя спектакль только через неделю. И все это - в полном одиночестве. Наш агент спросил вас о времени, вы не нашлись что ответить. А теперь нагло утверждаете, что куда-то торопитесь. И это ваше необдуманное заявление уже документально зафиксировано. Кабинет оснащен очень чувствительной техникой. Если будете упираться, то придется досконально изучать и ваше молчание, и каждый ваш жест. Вы этого хотите?
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Я ничего не хочу.
НАЧАЛЬНИК: То бежите, бежите, то - вдруг - ничего не хочу. Ни-че-го-не-хо-чу. Хватит нас путать. И себя... (Орет:) Прекратите крутить хвостом!!!
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Я. Готов. Дать. Любые. Показания.
НАЧАЛЬНИК: Не любые. Кому они нужны - любые. Только напрямую касающиеся преступления. А в ваших прошлых грехах никто рыться не собирается. Давайте начнем с того, что нам хорошо известно.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: А что нам хорошо известно?
НАЧАЛЬНИК (сдерживая нарастающее раздражение): Бесцельно шлялись по улицам. Бесцельно пили. Бесцельно курили. Бесцельно купили билет в театр. Бесцельно глазели по сторонам. Бесцельно торопитесь. Бесцельно ничего не хотите. Сами себя подставляете. На каждом шагу противоречите. Может вы - социально опасны? Тянете резину, путаете следствие, постоянно пытаетесь кого-то одурачить, а кого и с кем дело имеете - знать не знаете. У вас в голове - бардак. Страшный бардак.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Это точно.
НАЧАЛЬНИК: Слава Богу. Наконец-то. Могли бы и сразу признаться. Но нет: любите нервы на кулак наматывать. Ну ладно, ладно. Содеянное - позади. Мера наказания уже означена. Можете идти... Да, кстати, чуть не забыл, если надумаете подавать на апелляцию, вот телефон. По вторникам и четвергам. Часы указаны.
Протянул визитку.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Можно... задать... пару идиотских вопросов?
НАЧАЛЬНИК: Валяйте.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Как называется совершенное мной преступление и каким будет наказание?
НАЧАЛЬНИК: Преступление ваше морального характера. И если вы и теперь не осознали его, то вы не только безнравственный человек, но еще и непроходимый тупица. Впрочем, подобные качества глубоко взаимосвязаны... Наказание... наказание - соответственно - тоже морального плана. Каждое утро будете получать один назидательный плевок. Плевок, так сказать, в лицо. В физиономию.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: И от кого? не от вас ли лично?
НАЧАЛЬНИК: От Ответственного Исполнителя.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Чушь.
НАЧАЛЬНИК: Вам виднее. Сегодня чушь, завтра неизбежная истина. У вас же семь пятниц на неделе... И еще: если пожелаете сократить срок, требуйте исправительных работ. Прощайте.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: А как называется эта контора?
НАЧАЛЬНИК: Странно. Я думал, вас ознакомили... Что за страна, что за люди. От каждого жди подвоха. Так глядишь... Устал я... Корпус С-2 седьмого Главного Управления. Более исчерпывающего ответа вам здесь никто дать не сможет.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Спасибо. Прощайте.
Утро задержанного человека. Умылся. Позавтракал. Вышел из квартиры. Запер дверь. Оборачивается. Сверху сбегает некто. На ходу плюнул в лицо задержанному и - стремглав - дальше, вниз. Задержанный остолбенело смотрит в лестничный пролет. Дрожащей рукой открывает дверь. Проходит в ванную. Долго, мучительно долго умывается.
Человек умывается, завтракает, одевается, осторожно выходит из квартиры. Сверху слышны приближающиеся шаги. С другой, неожиданной стороны, например, отделившись от темного проема соседней квартиры, плевок подростка и стремительный его побег вниз. Спускающийся сверху машинально произносит "здравствуйте".
Человек в отделении милиции. Объясняет, что какое-то Главное Управление уличило его в каком-то моральном преступлении, и теперь каждое утро он - в качестве наказания - получает от неизвестных плевок в лицо. Один мент спрашивает другого, что делать. Другой говорит, что, если не лень, можно свозить мужика в дурку.
Кабинет врача. Человек путано объясняет, что он не сумасшедший, и что отдает себе отчет в том, что его слова походят на бред. Врач спрашивает, не желает ли он отдохнуть или подлечиться. Человек отказывается. Тогда врач выписывает рецепт, протягивает его несчастному, сухо прощается.
Человек внимательно проглядывает газетные объявления. Отделы частного сыска и охраны. Звонит. Говорит (в трубку, разумеется), что каждое утро его доканывает какой-то псих, что милиция смотрит на это сквозь пальцы, что...
Человек завтракает, одевается, мнется в коридоре, выходит. Плевок в лицо. Сверху и снизу выскакивают два амбала, скручивают плевавшего, уводят.
Зал суда.
СУДЬЯ: Итак, вы утверждаете, что ни к какой тайной организации не принадлежите?
ПОДСУДИМЫЙ: Да.
СУДЬЯ: Этот позорный поступок вы совершили впервые?
ПОДСУДИМЫЙ: Да.
СУДЬЯ: Как вы его объясните?
ПОДСУДИМЫЙ: Не знаю... Нашло что-то... Захотелось вдруг... Никогда ничего подобного со мной не случалось... Помутнение какое-то...
СУДЬЯ: Не хотите ли вы заявить, что имел место быть акт беспредельного зомбирования вас лицами корпуса С-2 седьмого Главного Управления?
ПОДСУДИМЫЙ: Нет.
СУДЬЯ: Подсудимый признает себя вменяемым?
ПОДСУДИМЫЙ: Вполне.
СУДЬЯ: За мелкое хулиганство на подсудимого налагается штраф и строгое предупреждение.
И так далее. Эпизод не вполне обработан. Суд должен выглядеть реалистично, без тени абсурда.
Телефонный звонок Начальника - Задержанному:
НАЧАЛЬНИК: Вы делаете успехи. Поздравляю.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Прекратите это гнусное безобразие!
НАЧАЛЬНИК: Сами начали - сами и прекращайте.
Короткие гудки.
Человек умывается, завтракает, одевается. Открывает входную дверь, но выходить не торопится. Слышит шаги. Захлопывает дверь. Выходит на балкон. Спускается (с некоторым риском для жизни) по пожарной лестнице. Спешит к метро. Некто кладет руку на плечо. Оборачивается. Плевок.
Человек вертит в руках визитку начальника. Набирает номер. Спрашивает, что ему необходимо сделать для прекращения наказания.
Звонок в дверь. Человек открывает. Некто привез изрядно побитую видеокамеру. Подписали какие-то бумаги.
Кабинет начальника. На экране телевизора - бомж, собирающий бутылки.
НАЧАЛЬНИК: Согласитесь: это так банально - все эти алкаши, нищие, тюбетейки, цыгане. А во-вторых, разве они виноваты, что докатились до жизни такой? Они не наказания, они жалости заслуживают. Жалости и помощи. А вы, вы по-прежнему безнравственны. Никаких изменений. И никакой фантазии. Отвратительно. Вы начинаете меня все более и более разочаровывать. Уходите. Не желаю на вас, на такого вот, смотреть. Ищите. Трудитесь. Исправляйтесь.
Человек осторожно снимает счастливую парочку. Обнявшись, они едят одно на двоих мороженое. У нее под мышкой укутанный в целлофан букет. Выскользнув из букета, вонзается в снег бледно-розовый тюльпан. Пара, ничего не заметив, удаляется. Человек с камерой зависает над цветком.
Кабинет начальника. Просматривают пленку.
НАЧАЛЬНИК: Забавно, забавно. Смешно и красиво. А самое смешное - вы не поверите - вы уже четвертый, кто осудил их. Так что... Ах, да, по секрету, как коллега коллеге: они наши давнишние агенты. Творят, что хотят. Настоящие провокаторы. Вот у кого бы вам поучиться.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Чему?
В ответ неопределенный жест рукой. Начальник, оперевшись о подоконник, смотрит на улицу.
НАЧАЛЬНИК: Птичка какая-то. Не воробей. Нет, не воробей. Вы что-нибудь понимаете в птичьих породах? Нет? Я тоже. На галку похожа. В больших городах бывают галки? Эх, ничего-то мы толком не знаем. А ведь живем. Живем.
Человек тупо надирается портвейном. Выходит на улицу. На плече болтается видеокамера. Походка сдержанно-прямая. Спускается в метро. Вагон. Пристально вглядывается в лица пассажиров. Лица плывут, качаются, иногда двоятся. Некто читает книгу. Человек протискивается к нему, начинает снимать. Присаживается на корточки, подводит объектив к обложке. Читающий, поняв, что привлекла интерес именно книга, демонстрирует название (на немецком языке) и глупо улыбается. Наснимавшись вдоволь, человек предлагает читателю выпить вина. Читатель приглашает человека в гости.
В квартире Читателя. Пьют.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: А тебя, брат, судить будут, обязательно будут.
ЧИТАТЕЛЬ: А-га, на каком-нибудь из чердаков.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Не смешно.
ЧИТАТЕЛЬ: Совсем не смешно.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: А виноват-то буду я. Прости. Прости меня.
ЧИТАТЕЛЬ: Ничего.
С трудом удерживаясь на ногах, человек записывает в блокнот номер квартиры и, позже, номер дома и улицу. Ловит такси.
Кабинет Начальника.
НАЧАЛЬНИК: О, да вы пьяны.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Есть маленько.
НАЧАЛЬНИК: А повод был?
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Еще какой повод.
НАЧАЛЬНИК: Прекрасно. Вы выздоравливаете, вы становитесь нормальным человеком. А то помните, раньше: бесцельно-бесцельно-бесцельно. Ну, показывайте, показывайте скорее.
Ставят кассету. Смотрят. Лицо Начальника делается серьезным. Он несколько раз отматывает сюжет к началу, хмурится, иногда нажимает на стоп-кадр, вглядывается в картинку.
НАЧАЛЬНИК: Потрясающе. Гениально. Исправительные работы закончились. Наказание отменено. Если хотите с нами сотрудничать, то в соседней комнате можете написать соответствующее заявление. Но каков, а? (Кивая в сторону телевизора) Парень, похоже, влип не на шутку. Что-то я даже ничего подобного не припомню. Бывает же.
Начальник оглядывает кабинет. Человек уже сбежал. Начальник вновь включает кассету. Не без удовольствия вглядывается в экран. Комментирует, сам себе комментирует:
НАЧАЛЬНИК: Каков, каков. Читает. В оригинале. При всех. И кого? И кого читает? Этого маленького затюканного клерка. И себя, небось, тоже мнит эдаким Кафкой. И еще улыбается. И еще позирует. Ну, нашел ты себе проблем, парень. Будут у тебя и замок, и процесс, и кино.
Человек звонит в дверь. Открывает Читатель.
ЧИТАТЕЛЬ: Мне почему-то так и показалось, что вы вернетесь.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Послушай, брат, меня почти целый год унижали. Просто так. По какой-то абсурдной случайности.
ЧИТАТЕЛЬ: Что ж, видать судьба такая.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Твоя может быть много хуже.
ЧИТАТЕЛЬ: Вряд ли. Судьба у всех одинаковая. Даже у гениев и тиранов.
ЗАДЕРЖАННЫЙ: Хватит. По уши сыт демагогией. Я пьян, и ты можешь не верить ни одному моему слову, но я обязан предупредить.
ЧИТАТЕЛЬ: Да ты проходи.
Кабинет начальника. Начальник и Читатель Кафки.
НАЧАЛЬНИК: Удивительно, удивительно. Поначалу я думал, что мы вновь нарвались на заурядного, слабоумного и недовольного действительностью сноба. А сколько утонченности, сколько проницательности скрывается в таких вот балбесах. Да-а, мир не так безнадежен, каким желает казаться.
ЧИТАТЕЛЬ: Благодарю. Но мне не терпится приступить к работе.
НАЧАЛЬНИК: Да-да-да. Словоблудие не для вас. Мы люди... действия, люди... творческого подхода к ситуации, ценители чистого, незамутненного многочисленными объяснениями поступка. Итак, с чего начнем?
ЧИТАТЕЛЬ: Для начала, для разминки, так сказать, не дурно было бы навестить того типа, что свел меня с вами, да поблагодарить бы его от души.
Москва, декабрь 1999
| |
Миниатюры
|
|
Эссе |
Киноэтюды
|
|
Экстрим
|
Гостевая книга |
|
Миниатюры
У тебя есть керамический, подаренный странствующими армянами глаз Аллаха. Есть ржавая (лень отчищать) подкова, под ней китайские, тихо тлеющие ароматы, украденные из сортира знакомой и отгоняющие теперь неведомых духов, рвущихся - в свою очередь - стащить, что нашаманит подкова. Со стены - лик Серафима, на столе копия (для тебя - безымянная растафары, с полок - внушения книг, что наука о космосе больше космоса, и больше музыки - демон, шепчущий, что часы, по которым нужно сверять время - ты.
|
Две минуты назад ушёл рейсовый автобус. Следующий будет чёрт знает когда, и денег на проезд всё разно кету. Май, а холодно. Ночью обещали заморозки. Каких-то две минуты. Можно пешком - к вечеру буду, две минуты. И два часа, как я бросила Кирюшу. А может, это он меня? А может я всё выдумываю, может так же прыгнуть в обратную электричку и тихо вернуться?
|
Эссе
- Хорошо. Я согласна отвечать первой, только вам это покажется чересчур глупым. Я просто подумала: сколько в асфальтовой печи шагов? Понимаете: сколько шагов? Ведь весь город - из идущих людей. А шаги, ну, следы там, остаются. И, понимаете, их много, они втаптываются в асфальт, следы поверх следов, пока не протрут и не прорвут асфальт до земли. А потом их вместе, шаги и асфальт, сваливают в печь и ворочают, как в сказке, железной поварешкой... И вот теперь слушайте: если б можно было, хоть редко-редко, хоть раз в жизнь, все, что человек, что люди натопчут, наследят, нагрешат и напридумывают, - все в кучу и потом в печь; и сжечь, понимаете, сжечь - чтобы все дымом ушло. А потом жить сначала. Ух. Теперь ваша очередь.
|
Киноэтюды |
Я слышал раньше о шутках жизни. И то недаром говорят иные: "Жизнь сыграла со мной злую шутку".Но с каждым ее шагом я все больше чувствовал: это уже всерьез, так уже не шутят, даже по злому. Тогда я вспомнил другие слова: "Да, жизнь серьезно потрепала тебя, парень!" Но и это не подошло к моему случаю. "Жизнь жестоко раздавила меня", - всплыло вдруг на поверхность нужное определение.
|
Экстрим
Далее, минут пять, провал. Налицо слуховая галлюцинация. Ладно, думаю, допился. Ещё одно похмелье... Тебе больше ни грамма нельзя. Обидно только, что в подсознании лежит такой хлам. Можно, разумеется, походя, не заметив, где-нибудь и в магазине, и в транспорте подцепить нечто подобное, но, право, обидно, что именно когда человек в тревоге, в раздрызге, в полном дауне, тогда-то и всплывает биологически бестолковая муть.
|
Гостевая книга Уважаемые зрители, это уже просто какой-то драйв, принимать себеподобных читателей за виртуальное раздвоение автора.Ну Рыбкин то сам разберется, а тебя Илюша поздравляю, поздравляю |
|
Миниатюры
Отражение в зеркале больше не пугается встреченных глаз. Кислород выгорел. Некто очень культурный, сотрясая над моей головой кофемолкой, возмущенно напоминает, что скоро конец еще одной эры. Девушка с обиженным телом делает злой, но удивительно верный вывод: люди произносят красивые слова, чтобы некрасиво любить свой пост. В трубах бежит - соревнуясь с газом и электричеством - почти питьевая вода. Ты уже веришь всему, что пишут на этикетках, но не доверяешь тем, кто исчез.
|
|
Эссе |
Киноэтюды
|
|
Экстрим
А зимние ботиночки, сыночка, нужно убирать в шкапчик и присыпать нафталином", и пусть кто-нибудь попробует объяснить кому принадлежит фраза и что она означает. Завис над заварочным чайником и размышляю: бросать в чай гвоздику или нет? И то ли забыл, то ли передумал, но когда налил в чашку и сделал первый глоток, то несколько удивился, что в напитке отсутствуют вкус и аромат гвоздики. "А зимние ботиночки, сыночка, нужно убирать в шкапчик и присыпать нафталином". Вот так вот: про пряность забыл, а каждое слово этого идиотского высказывания, и скорость, и интонацию, и голос как сейчас помню и словно бы магнитофонную ленту гоняю назад-вперёд и тупо расшифровываю. Рядом никого. Ни мамы, ни папы, ни чревовещательного животного, ни говорящего попугая. Окна, двери закрыты.
|
Гостевая книга Душа моя! Зачем же ты с первой же миниатюры - да сразу про члены и мошонки? Неискушенному читателю это воспринять сложно. Люди думают, что ты - вроде Сорокина какого-то, что ли. Уж извини за такую неловкую критику, но право же, иные барышни сразу смущаются и больше не хотят читать. С наилучшими пожеланиями, Рыбкин. |
|
|