Секс по телефону

    Чистая, стерильная кухня. Ни полок, ни картинок, ни утвари, ни посуды. Обои неясного серого цвета. Окно закрыто жалюзи. На обеденном столе - пепельница, пачка сигарет, спички. Над столом - бра. Преобладают оттенки коричневого, будто снято на старую пленку.
    В углу, на единственном стуле сидит человек. Читает книгу. Ему, вероятно, под пятьдесят. Свет от лампы падает на листы; лицо персонажа невыразительно и неразборчиво, оно в тени.
    Движения почти никакого. Перелистывает страницы. Единственное изменение: камера смотрит на человека то в фас, то в три четверти. С какой скоростью меняются эти два ракурса, с той же - в дальнейшем - скоростью должно меняться и все остальное - от режиссерских планов, до жестов актера. Тик, пауза, так, пауза...
    Слегка накренившись, челокек издал неприличный звук , проще говоря, перднул.
    Отложил книгу. Мы видим обложку: "Эстетика самоубийства".
    Взял из пачки сигарету, чиркнул спичкой, закурил (ни шорохов, повторяю, ни вспыхивающего пламени мы не слышим; полная тишина). Затягивается жадно, заразительно, плотоядно. Так курят после долгого никотинового голодания. Не дотянув и до половины, сминает сигарету в пустой пепельнице. В раздумье глядит на книгу.
    Удаляется в комнату.

    Просторная комната. У одной стены кровать, у противоположной,. где дверь - стол, на столе телефон, над ним круглые настенные часы; от дверного проема до окна плотные ряды книжных полок. На фоне штор - на одной, напоминающей китайскую вазу ножке - телевизор. По центру кресло. В кресле, с пультом в руке, человек.
    Включил телевизор. Судя по прибавляющитмя на экране зеленым штрихам, сильно прибавил звук. Мы то вместо него смотрим в телевизор, то - на него, смотрящего в телевизор, но не видим уже экрана. На общем сумрачном, почти черно-белом фоне яркие телевизионныецвета кажутся почти неестественными, ядовитыми.
    Эротическая программа. Полуобнаженная, дообнажающаяся по пути девушка, неторопясь спускается по ступеням. Она еще и танцует. Но из-за того, что не слышно аккомпанирующей ей музыки, из-за нечеловеческой окраски интерьера, из-за механической смены ракурсов ее эротическая притягательность совсем не ощущается. И пританцовыванием она не попадает в такт нашего ритма.
    Появляется рекламная заставка:
    "Только для взрослых. 333-696. Интимный разговор с горячими девушками. Круглосуточно."
    Человек убавляет звук.
    Встает с кресла.
    Подходит к стоящему на столе телефону. Поднимает трубку. Набирает номер.
    Мы его наблюдаем в двух сменяющихся ракурсах: то в профиль, закрытый телефонной трубкой, то со спины. Поэтому понять - разговаривает он с кем-нибудь или нет - невозможно. Когда мы смотрим на него со спины, то видим еще висящие на стене часы с бегущей секундной стрелкой. Через какое-то время мы заподозрим его в робком онанизме. Но доказательств никаких.

    Кухня. Человек долго и брезгливо вытирает руки носовым платком. Платок швырнул в предназначенный для мусора пластмассовый контейнер (с педалью и клышкой).

    Темная комната. Человек спит. Светает. Смотрим на него то с потолка - в фас, то - на уровне кровати - в профиль.
    Открыл глаза.
    Глубоко вздохнул.

    Рука, резко поднимающая с газовой плиты турку с убегающим кофе.Напиток все-таки успевает пролиться на огонь: мы слышим шипение , но слышим так тихо, словно бы примерещилось.

    Безлюдный двор. Черно-белая зима. Несколько деревьев, качели, скамейки.
    У подъезда стоит плотно укутанная девочка лет семи; не толстая и не тонкая, не красавица и не уродина. В руках большая кукла. В ожидании родителей девочка клонит куклу в горизонтальное положение, замирает, возвращает игрушку а первоначальное, вертикальное; вновь медленно клонит ее на спину. Мы понимаем, мы видим , что девочка слушает игрушку: рот девочки в подражании слога "ма" приоткрывается, голова несколько запрокидывается к небу, глаза прикрываются. И кукла хлопает рестницами.
    Девочка взглянула на подъездную дверь.
    Из подъезда вышел наш персонаж. В кепке, закрывающей уши, в длиннополом твидовом пальто, со стильной сумкой через плечо.
    Смотрит на девочку. Смотрит на куклу. Еле-еле слышим стон куклы: а-а - пауза - а-а - пауза - а-а. То ли это живой женский голос, то ли механика.

    Многолюдная улица. Спиной к нам стоит криминально-арнольдовского типа амбал. Он разговаривает по мобильному телефону. В другой руке у него длинный и узкий футляр, по форме напоминающий уменьшенный в размерах гроб. Продолжая говорить, небрежно поворачивается лицом к зрителю: глаза закрыты очками с зеркальными линзами. В них, в двух овальных зеркалах, отражается наш персонаж, идущий к месту работы.

    На стене дома табличка: "NOVY MIR".
    Человек вошел в дверь. Кивнул охраннику. Вошел в другую дверь. Кивнул секретарше. Прошел в свой кабинет. Повесил на крючок пальто, кепку, сел за стол.
    Деловые бумаги, компьютер, факс, несколько телефонов.
    Оглядел место работы, взгляд остановился на кнопочном телефоне.
    Нерешительно взял трубку. Положил. Вновь взял. Палец - с равномерными паузами - нажимает кнопки: 3, 3, 3, 6, 9, 6.
    Ожидающее лицо человека с телефонной трубкой.

    Человек возвращается с работы.
    Идет по мосту.
    Останавливается, смотрит на воду.
    По реке плывет кукла.
    Далекий, тихий, низкий гудок баржи.
    Мимо человека прошла девушка со скрипичным футляром.

    Та же самая кухня, та же самая ситуация, что и в начале: человек сидит в углу и читает книгу. Часто заглядывает в комментарии. Слышен шелест перелистываемых страниц. Но если тогда свет бра падал лишь на бумагу, то теперь все помещение наполнено ровным дневным освещением. Звонок в дверь. Не чересчур громкий, но неожиданностью своей заставляющий зрителя вздрогнуть. Напоминает усиленный гудок баржи.
    На пороге почтальонша. Принесла бандероль.
    Расписался в квитанции, взял посылку, вернулся на кухню.
    Бережно распутывает веревочные узлы. Хорошая, тонкая бечева. Как сказал бы поэт, на такой и вешаться можно, выдержит. Настоящая удавка Человек не лезет в бандероль, но так и эдак пробует прочность веревки. Почти с безразличным, отрешенным видом, но зритель догадывается о его намерениях.
    Оглядел потолок и стены.
    Намотал веревку на ладонь.
    Подошел к окну. Уперся кулаками в подоконник, а лбом - в стекло.
    Смотрит на улицу.

    Во дворе. От качелей к дереву тетка тянет бельевую веревку. Мы ее видим то из кухонного окна, то со стороны какого-нибудь случайного уличного наблюдателя. Она развешивает простыни, перемежая их детскими колготками: широкий квадрат простыни с красным узором - узкая лента темных рейтуз - белый квадрат без узора - узкая темная лента - квадрат с ядовито-синим орнаментом.

    С неприятным, нервирующим, непривычно громким шуршанием человек распаковывает посылку. Долго комкает оберточную бумагу (повторяется эпизод с носовым платком), швыряет в контейнер для мусора.
     На столе внушительных размеров фолиант "Структурный анализ виртуальных вирусов".

    Во дворе.
    От ветра белье покачивается, старые качели монотонно поскрипывают.
    С огромной, фантастической скоростью летят рваные, низкие облака. С той же фантастической скоростью вечереет, темнеет, появляется половинка луны. Бешенное свертывание времени и монотонный скрип качелей.
    (Речь, зафиксированная чуть ниже, на экране начинает звучать с момента появления луны.Скрип плавно и незаметно сойдет на нет лишь к концу монолога.)

    Телефон со снятой трубкой, провод тянется вверх, к человеческому уху. Телефонный аппарат мы видим с того же места, что и наш персонаж, видим его глазами, мы заняли его место в пространстве.
    Все та же механическая смена двух картинок: настенные часы с бегущей стрелкой - неподвижный телефон - часы - телефон.

    Женская, нежная, сексуально-нарастающая, профессионально возбуждающая речь:
    - Да, милый, да. Я очень, очень-очень рада, что ты накрнец-то позвонил. Я целый день сама не своя была. Да: уже стала привыкать к тебе. Привыкла. Так было тоскливо без тебя. Твой голос, особенно твой голос. Он меня заводит. Ты меня, ты меня, кажется приручил. О-о, я уже жить не могу, жить не могу без тебя, без твоих звонков. Да-а. Да, я даже часто воображаю тебя. Да-а. Ты такой, такой сильный. Да. Такой красивый, такой... А твое тело... О-о, как только подумаю о нем... В глазах темнеет. дыхание, ды-хание пере-перехватывает. Что ты делаешь со мной, о-о, что ты делаешь? Да, милый, да, это чудесно, это непереносимо, это...

    Речь обрывается нажатием пальца на рычажок. Картинка меняется все в том же ритме: телефон с пальцами на рычаге - настенные часы - телефон с пальцем - часы.

    Бетонная набережная.
    Трое рыбаков поочередно закидывают удочки и тотчас торопливо сматывают леску на катушку. Словно бы ловят на блесну.