Рыба

    В позднем автобусе, следующем из Москвы во Владимир, едут три датых мужика; все места заняты, пассажиры спят, освещение полностью отключено (полный равнинный беззвездный мрак, даже тусклые желтые лампочки-ночники умерли), шумят только эти трое, а я злюсь на себя, что не могу уснуть под чужой, пустой, но зачем-то захватывающий мое внимание треп.

    Меня обволакивают то запах из пакета (и задохнувшейся в нем) колбасы, то водочный перегар (по тридцать рублей бутылка), то кислый пивной дымок, - всем скопом усиливающие полусонное холодное раздражение. Мужики спорят. Важно, что они плохо знают взятую тему, иначе бы спора не получилось бы. На какой трассе расположен Муром? На такой-то. Врешь, ошибаешься, я тебе говорю, что... А я пойду сейчас и уточню у водителя. Сходи-сходи, может поумнеешь. Путая подлокотники и плечи, вернулся.
    Вот один из них проспорил бутылку водки, которую обязательно купит на Владимирском вокзале. Мы проехали Лакинск? Нет. А я говорю - проехали, да-а-а-авно проехали. Этого не может быть, я совсем, по-твоему, что ли? Поди, спроси у водилы.

   Проехали!!! И теперь тот, что в предыдущем споре был прав, свою еще не купленную бутылку проспорил обратно. Закрываю глаза и принимаюсь мучать себя такой задачей: сколько в итоге получится пузырей? Возможные ответы: ноль, то есть нисколько, чего не может быть; один; два. Сначала выиграл, затем проиграл, все остались при своих, ноль. Но я выиграл бутылку, ты ее обязательно купишь, отдашь мне, а я тебе ее тотчас верну. Вот у нас и выйдет пол-литра водки. Верно? Нет. Пока я буду покупать ту, первую бутылку, что проспорил я, ты успеешь приобрести проигранное тобой. Ведь не факт, что ты проспорил именно ту самую бутылку, что должен купить я. Таким образом у нас сразу получается литр: синхронно покупаем, синхронно обмениваемся, синхронно выпиваем.

   С таким, приблизительно, размышлением я добирался уже на местном разбрызганном автобусе из Владимира в Суздаль. Привычное русское занятие: считать выпитое соседями.

   При выходе из местного театра висит коробочка для пожертвований, а на столе - журнал для отзывов. В коробочке иногда оказывается детская бижутерия, а в журнале - благоглупости взрослых и их трудновыполнимые, противоречащие друг другу пожелания. Когда же властительница моноспектакля выходит к Торговым рядам и играет на самодельных гуслях. в ее широкополую шляпу нередко падают иностранные монетки. Однажды встретился скупой цент будто бы наивных американцев, а однажды - алюминиевая денежка с иероглифом; на нее, говорят, в Китае можно купит приличный керамический чайник. Но вернемся в столицу.

   Музей-усадьба Кусково, полчаса ходьбы от моего дома. У ворот есть лоток с сигаретами, палатка спиртных и прохладительных напитков, а в жаркие дни привозят разноцветное мороженое. К ограде примыкает искусственное озеро, которому только-только исполнилось 250 лет.

   По другую сторону, там где раскинулся кусковский лесопарк, сидят на скамейках пнях местные бродяги из близлежащих домов, а на раскладных. словно зонтики. стульях, на бетонном берегу - неторопливые рыбаки.

   Вот один из них на крючке своей браконьерской донки вытаскивает подлещика. Но рыба, даже издали видно. и не думала заглатывать наживку, похоже, что она просто проплывала мимо, по своим подводным делам, и попалась под горячую руку по чистой случайности: смертельный крюк зацепил ее за верхний плавник, жертва трепыхалась поперек. перпендикулярно леске. как на рыночном безмене. Завистливые соседи подняли суд: считать ли рыбу пойманной? Счастливчик нехотя утверждал, что раз подлещик уже в подсачнике, значит пойман, прочие же гудели одно: за плавник рыбу никто не цепляет, это не по правилам и такого не бывает. За честный улов не считаем и т.д. и т.д. и т.д..

   Поумничаем: Барт убедительно доказывает, что зазор между авторским "я" и "я" повествователя, между мной самим и моим рассказчиком никогда не исчезнет. Ладно, оставим скользкую тему, поумничали и хватит.

   А вот история, достойная пера Сигизмунда Кржижановского: молодая пара заглянула - занять денег на хлеб - к соседу. Сосед же оказался не просто добрым человеком. но и заядлым рыбаком (или наоборот: заядлым и добрым), и вместе с требуемой суммой дал свежепойманного карпа. Когда девушка карпа разделывала, то обнаружила в требухе женское украшение - платиновую подковку.

   Драгоценность не продали, но годы текли и текли и уперлись, будто в плотину, в развод (зачем нужны такие сравнения?). Мужчина потребовал подкову себе. Его довод: если б я тогда не предложил... Ее довод: если бы рыбу разделывал ты, то моя находка вместе с внутренностями отправилась бы в мусоропровод, так что... На шум прибежал и сосед: карпа я вам дарил, помню, а вот этот кулон - нет, не дарил... Здесь история заканчивается. Но она все-таки продолжается: судья предложил за ювелирку баснословные деньги, которые спорщики счастливо поделили и разошлись с миром. Никто, кроме судьи не знал, что украшение, когда порвалась цепочка, слетело с шеи его любовницы-утопленницы. Подкова теперь вправлена в перстень, но по-прежнему узнаваема.

   Смотрится в узкое зеркальце некая Оля, временно оставшаяся без жилья. Но вот она сняла очередную квартиру, забрала баулы с бессмысленными шмотками, а тяжелый телевизор оставила.

   В телевизоре есть кнопка, убирающая звук. Нажимаешь - и полностью вырубается звук, а б с о л ю т н а я тишина. Мне нравится наблюдать смену картинок. Иногда я им помогаю радиоволной или какой-нибудь любимой кассеткой. Эдакий бесконечный видеоклип. Лежу, плюю в потолок, проваливаюсь в чудовищный зазор, возникший между литературным героем и актером, исполняющим Раскольникова под дудук Гаспаряна.

   Периодически возвращающийся профессиональный сон: и д е а л ь н ы й текст. Перед глазами, на расстоянии читаемой книги, словно лента конвейера раскручивается свиток шириной листа А-4, на нем - четкие печатные буквы. Сносок нет, не бывает, они не нужны. Я не читаю и телепатически смысла не улавливаю, но вижу чисто графически, вижу, что разворачивающееся передо мной повествование - совершенно. Сновидение возникает, когда доволен черновиком, когда работа перешла на уровень отделки, вычеркиваний, но... где мне взять такой великолепный и вместе с тем простой шрифт, что заставляет пробуждаться с чувством утраты, утраты самого, самого-самого важного.

   Мой друг Петр уверяет меня, что рыба - вполне прочитываемый фаллический символ, а другой Петя, бородатый лысеющий семит (но тоже любитель поддать), убежден, что рыба - символ Христа, и ничего более. Оба твердят: однозначно. Мне же известно, что "рыба" - на музыкальном жаргоне - белиберда, набор звуков, напоминающих слова, но лишенные всякого смысла. Но как все это объяснить кусковскому рыбаку?
Завтра пойду в парикмахерскую. Подстригусь налысо. Куплю тяжелые ботинки.
наверх>>>

   - Знаешь, каждый раз, как вхожу в гримерные. боюсь, почему-то. наткнуться на презерватив, - говорит, отправляясь спать, Поля, а утром я обнаруживаю на кухонном столе записку - стройный короткий росчерк поверх моего ночного черновика: "С добрым утром! Очень понравился твой рассказ. Заварила последний чай. Прости. Опаздываю на работу."

   Бывший Симонов монастырь; подворье патриарха Всея Руси Алексия Второго; здесь же - приход глухонемых и слабослышащих. Через пару недель Пасха, а на всей территории такой свинарник, будто дворника с четырнадцатого века не найти. Есть, разумеется, старший дворник, но за ту денежку, что он получает. можно собирать под оградой бутылки да сминать, притоптывая, жестянки. Вот и наняли срочно двух ханыг, т.е. Петьку и меня, и выдали рукавицы, носилки, вилы и грабли, грабли и вилы.

   Вилы особенно пригодились: в самом темном, неприглядном, недоступном солнцу углу тихо тлел древний бомжатник: спрелые спрессованные ковры (настоящие домашние ковры, циновки, дорожки 0, штаны, пальто, полупальто, куртки, женские неперегнивающие колготы, раритетные бюстгальтеры, коллекция носков и... рюмок.

   Нас кормили бесплатными "монастырскими" обедами с отличным чаем (отец Петр, настоятель, любил и знал толк в заваривании). а вечерами выплачивали по сто пятьдесят рублей каждому (мне и Петьке, - из большого черного полиэтиленового пакета выгребали мелочь. точно пересчитывали, сортировали, делили). Мы еще воровали из трапезной припрятанную для гостей и церковных праздников водку (немецкий "Распутин", кабардино-балкарская "Москва Златоглавая", левая "Посольская"), и силились понять природу возникновения нового мусора (его ни то что не убывало, а за прошедшую ночь делалось приметно больше). Причина оказалась проста и банальна: в бывших кельях и когда-то страшных подвалах разместились так называемые коммерческие организации (от туристического бюро до столярных мастерских, - что-то около тридцати штук), они-то как раз и не ведали, где искать мусорный контейнер, потому от отбросов освобождались по-азиатски - в окно да за порог.

   От той полупьяной уборки сохранились у меня две фаянсовые кружки без ручек, с изображением - поверх эмали - бледно-розовых вишенок.

   Последнее задание доводит Свету до истерики: какая-то ткачиха на каком-то швейном конкурсе выигрывает какой-то, вероятно дорогой, автомобиль.

   - Вот темя для твоего репортажа. Езжай.

   Одинокая однокомнатная квартира, одинокая сорокалетняя женщина, которую необходимо разговорить и выудить, вытащить из нее нечто неординарное. любопытное, вызывающее если не зависть, то хотя бы мимолетный интерес.

    Лет двадцать назад приехала в Москву, в институт не поступила, домой возвращаться не очень-то и хотелось, пошла на фабрику, да так и осталась на ней до сегодняшнего дня. Сначала общежитие, затем вот эта вот обещанная квартира, чего рассказывать-то? - "Вы пишите, что вам нужно, а мне все равно".
   - Но в жизни-то вашей происходит... что-нибудь... интересного?
   - Интересного? Да. Гуляем с соседкой в парке. Раньше скучновато было, а теперь она собаку завела, с собакой всякое случается. Вельветом зовут. Такса такая, помесь с пуделем, кажется, я не разбираюсь.
   - Ну, а как автомобиль выиграли?
   - Не знаю. Полгода начальство твердило о всяких там подарках. А когда время приспело, надо же кому-то их раздавать. Ну и дали самым ветеранам, без прогулов, тихим. Одна у нас получила стиральную машину. Не очень большая и бесшумная. С подключением. Удобно. Вы бы к ней съездили, у нее семья большая, три мужа, двое детей, дочь в Австралию за аборигена вышла..
   - А вы?
   - Что я?
   - Рады?
   - Чему?
   - Машине.
   - Ой, боюсь я за нее, все в окно выглядываю: как кошка какая-нибудь прыгнет, тут же сигнализация орет. Как бешеная.
   - И водить вы не умеете?
   - Нет.
   - А может пойти на курсы вождения?
   - Вот вы и пойдите. Вместо того, чтобы советы давать. Я их знаете, сколько в своей жизни слышала. А вы молодая, у вас все впереди, вот купили бы у меня эту игрушку, а то, глядишь, соржавеет раньше. Или сопрут.
   - Да у меня таких денег нет.
   - То-то и оно. И у меня нет. А я в этом ничего не понимаю.
   - В чем?
   - В продажах. Вещь-то дорогая, обмануть могут.
   - А что с деньгами делать будете? Новая мебель, или отпуск, или путешествие? Вы же о чем-нибудь мечтаете?
   -Ой. Продать бы для начала. А с деньгами, тьфу-тьфу-тьфу, знаю, что делать, справлюсь, не хуже других ведь.

   Беседа длилась более трех часов. Несколько раз Света выходила в туалет, а хозяйка на всякое автомобильное завывание выглядывала в окно.
наверх>>>

    Сашка, когда ездила в Чехию, привезла мне в подарок маленькую непальскую трубочку для курения гашиша.

   Обычно я забиваю в нее табак из окурков. Прима, сигареты без фильтра, сигареты гостей, а марихуана и гашиш, как сказал бы поэт. нам только снятся. Думал, рассчитывал, что п о ч т а л ь о н избавит меня от наваждения (читай "Ирландского почтальона"), но к о м н а т а вернулась. Я избавлялся от нее повестью...

   Пустая комната, дверь за спиной, одно цельное окно от пола до потолка. за которым кроме меняющегося неба ничего нет. Обои без узоров, мягкого. светло-серого. напоминающего ангорскую шерсть цвета. Под ногами может быть (а может и не быть) ковер, может быть плотный звуконепроницаемый ворсяной или джутовый палас, чуть темнее обоев, и если с рисунком, то трудноразличимым, того же все серого цвета. Допускаю невысокий подоконник, на котором - в старом глиняном горшке - ветвящийся суккулент, иногда называемый "обезьяньим", но чаще - "денежным деревом". Валяются отпавшие и давно высохшие лепестки. Так задумывалось еще до постройки, еще до выбора штор, о которых говорить здесь не будем.

   Можно бесконечно долго сидеть на полу и смотреть либо на рост растения, либо на проплывающие рядом облака или тучи (если они сегодня есть). Подарок психоаналитикам: ночное небо всегда беззвездно.
Люстра, бра, тяжелые гардины или простые занавески отсутствуют, потому настроение гостя сильно зависит от смены естественного освещения.

   Иногда можно наблюдать ослепительный и сам в себе переплавляющийся шар (ярко-золотой, с серебряным обручем), но чаще - густую завесу снегопада, которым ненавязчиво создается ощущение полусумрака...

   Вот странный тест, суть которого пока не совсем ясна: представление в воображении своем объема. Знаю, что такое теснота. Вот мысленно раздвигаю стены, приподнимаю потолок, приподнимаю, но наступает момент, когда понимаешь, что все, предел, дальше двигать нельзя, дальше - неожиданное возвращение дискомфорта и беспокойства. То есть существует, значит, какой-то оптимальный объем, параметры, соотношение высоты с горизонтальными метрами, и их следует осознать и учесть. Скажем так: некто ограбил банк, удачно спрятал деньги, лет двадцать отсидел в тюрьме, а выйдя на свободу, отстроил себе расточительный дворец. И что? Ютится в чуланчике, в подсобке, вместе с вениками и ведрами. В прочих помещениях хозяину страшно. Мысль проста: нечто идеальное, давным-давно лелеемое, но однажды точно воплощенное в реальности, способно у самого творца вызвать отвращение. Желаемое обернулось обманом, очередной иллюзией, призраком, сохраняющим свои достоинства лишь в мире выдумки, фантазии...
   ...И ты соскальзываешь, соскальзываешь в бесконечный космос якобы бесполезных слов; начинаешь доказывать, что что-то таится, мерцает между ними, что-то или кто-то под подоплекой самой банальной истории то ли тревожно, то ли ехидно хихикает. Слова, принимая вид светляков, соблазнительно подмигивают, гаснут и вновь вспыхивают, и уводят, уводят в непролазные дебри, и ты уже не в состоянии вспомнить дорогу к абсолютно пустой комнате с бесшумным ворсом и неразборчивыми стенами; движешься по наитию, забредаешь то на тропы, то на вырубки, то на чужие афоризмы, то на заросшие бурьяном поляны. Земляника, черника, уж, еж, сыроежка. Словам только повод дай, а они, путаясь друг за друга корнями, вывернут сами себя наизнанку, сначала вырвутся из перегноя, затем уже вывернутся. А вот избушка лесника. Или лесовика. Или неказистого и невзрачного оборотня-лешего. Берлога, скроенная все из тех же забитых слов. Так я однажды попал на одну эстетскую вечеринку. где наивно и глупо поделился фантазией о комнате. Да: лучше бы молчал! Лучше бы нарисовал на двери загогулину, а любопытным сказал бы так:
   - Иероглиф, защищающий от лис. - Все равно бы никто ничего бы не понял.
  Выпили еще. Меня понесло:
   - Бонсай, в том виде, который мы имеем у себя на компьютерных столиках, вывели... немецкие селекционеры, в тридцатые годы двадцатого столетия, в эпоху прихода фашизма к власти. Понимаете? Для карликовых людей - эдакие послушные карликовые деревца.
Завтра пойду в парикмахерскую. Подстригусь налысо. Куплю тяжелые ботинки.

24 октября 2001 года