Каждый, кто хоть раз в жизни пытался оставить после себя путевые заметки, знает, что этому благородному жанру по степени субъективности нет равных в природе. Дорожные впечатления - лишь взгляд из окна вагона, запоминание деталей, которые могут взволновать автора, но мало что значат в жизни окружающих людей. Потому при написании отчета о путешествии не нужно стремиться к обобщению увиденного, ограничившись ролью пассажира, которому от нечего делать удалось рассмотреть то, что можно рассмотреть из мчащегося вперед поезда или с высоты птичьего полета. Эта предусмотрительность особенно полезна, когда речь идет о России, стране, необъятной по территории и сшитой из множества этнических лоскутов, то есть, из множества жизненных укладов..

    Мне и моей семье, а все мы приехали в Литву из России, время от времени удается бывать на родине. В этом году поездка за Урал была особенно обстоятельной и длилась целый месяц. По железной дороге, считая в оба конца, проделали путь в десять тысяч километров. Сделали десять остановок, повидали родных и друзей в крупных городах и поселках, где когда-то жили, учились, работали. Тогда, более десяти лет назад, Литва и Россия еще были частями единого целого, одной страной, но центробежные силы уже начинали работу над будущим. Прошло время, и каждый народ построил свое государство. Такое, на какое хватило сил, времени и ума. Неузнаваемо изменилась Литва, изменилась и Россия. Сегодня у этих стран много общего, но различий больше. Они, эти различия, первыми бросаясь в глаза, и становятся материалом журналистского опыта. Стало быть, с Богом.

    Не ошибусь, если замечу, что на жителя Литвы, пересекающего Россию по железной дороге, самое сильное впечатление производят природные виды. Ландшафты разнообразны, красивы и величавы. Декоративные леса средней полосы с умилительными речушками сменяются затяжными заболоченными равнинами, потом возникают рыжие холмы, за ними - горы, покрытые тайгой и голубоватой дымкой, потом - скалы и длинные тоннели в них, фермы мостов над холодными потоками, ревущими где-то внизу. Надолго запоминаются и перелеты через колоссальные массы воды, которые двигают к северу сибирские реки. Картины бесконечных пространств восхищают и делают как-то добрее.

    Однако в той части пейзажа, где заметна рука человека, то здесь, то там сквозит досадное несовершенство. В поле зрения пассажира время от времени попадают заброшенные хозяйственные постройки времен социализма, уже успевшие зарасти мхом и молодым березняком, или завалившиеся телеграфные столбы, которые тянутся вдоль железной дороги практически на протяжении всего пути. Оборванные провода, провисшие, запутавшиеся в траве и болотной ряске, как бы не существуют. Чтобы убрать их, потребуются грандиозные затраты, так как коммуникации, отслужившие свой век, тянутся на десятки тысяч километров. Поэтому проволочные останки обречены на само захоронение. Этот маленький факт позволяет понять какой серьезной проблемой для России становятся подчас ее необъятные просторы.

    Глядя в окно вагона, обращаешь внимание и на то, как устроены в России железнодорожные переезды. Кроме шлагбаума они снабжаются специальными металлическими пластинами, которые расположены на уровне дороги. Когда переезд закрыт, эти пластины поднимаются вверх и как жабры торчат навстречу автомобилю. Чтобы никто не смог преодолеть это и без того серьезное препятствие, под пластинами находится яма глубиной примерно в полметра. Надо думать, такое приспособление появилось на железнодорожных переездах не от хорошей жизни.

    Одним из главных развлечений пассажира, двигающегося на восток, может явиться чтение текстов, адресованных лично ему. Бетонные заборы, опоры мостов и стены придорожных зданий пестрят всякими надписями. Метровые буквы здесь чувствуют себя выше закона. К тому же они, связавшись в слова, представляют собой наглядное пособие по политическому устройству российского общества. Слова - как частицы песка и пыли, еще витающие в воздухе после того, как затихли раскаты политических бурь. Мелькают названия партий, фамилии кандидатов, здравицы и призывы. Не обходится и без оскорблений. Более всех в деле монументальной пропаганды преуспели активисты ЛДПР. Хотя их агитки особо разнообразными не назовешь. Слоганы типа "ЛДПР - это круто", "Нужен порядок - нужна ЛДПР", "За Жириновского" растиражированы по всем городам и весям. Гораздо скромнее на заборах отметились коммунисты и уж совсем слабо - "Яблоко" и прочие демократы. Запомнился один стишок, адресованный Союзу правых сил: "Кто такая Хакамада? Наглость, пудра и помада". А вот и вещь посерьезнее: то тут, то там мелькнет изображение стилизованной свастики и зловещие буквы РНЕ, аббревиатура русских фашистов. Неужто будущая слава России и в самом деле что-то пообещала этим молодчикам? В таком соседстве просто трогательна радуга граффити или простодушные надписи типа "Хочу денег" и признания в любви: "Лена, это небо - твое!"

    От социализма в России осталось ровно столько же, сколько и в Литве, однако памятники Ленину не покинули своих постаментов, улицы все еще названы именами революционеров, номерами партийных съездов, сонмом терминов из почившего в бозе научного коммунизма. Над заводскими корпусами можно прочесть до боли знакомые лозунги "Слава труду", "Миру - мир", "Наша цель - коммунизм". Аршинные буквы истрепались и выцвели, слова утратили прежний смысл, цели давно поменялись, но на лозунги никто не посягает. Возможно, на то, чтобы обновить агитацию не хватает денег или слова приравнены к пустоте, а может быть это - небольшая дань ностальгии.

    Еще одна особенность российского характера проявляется в почитании возраста таких казалось бы бесчувственных объектов как заводы, организации, учреждения и проч. "100 лет Транссибу", "65 лет ГИБДД" (так теперь в России именуется ГАИ), "Сибэлектромотору 60", "40 лет филармонии", "Челябинскому вокзалу - 35", "40 лет кемеровскому троллейбусу", и даже "Куйбышевскому району г. Новокузнецка - 60". Список подобных надписей можно продолжать бесконечно. Их можно увидеть на стенах домов, на стендах снаружи и внутри учреждений, на транспорте, даже в витринах ларьков, где продают горячие чебуреки. Долгое время в коллективном сознании история завода или машины занимала куда большее место, чем история отдельных людей. Об этом писал еще Бердяев, считая, что русский человек после свержения царя и православия обожествил машину, а государство стало хозяином не только машин, но и всех проживающих в нем людей. Теперь ситуация изменилась, российский человек от предприятия отчужден как никогда, но советская традиция еще живет. Единственным человеком, чей юбилей приравняли к юбилею механизма, стал Александр Сергеевич Пушкин. В 1999 году по всей России отмечалось 200-летие со дня рождения гения. Следы этого масштабного мероприятия сохранились повсеместно. Под выражение народной любви были отданы стены домов, тротуары и серые бетонные заборы. Дети, учащиеся художественных школ рисовали Пушкина, рисовали себя и свою родину.

    Жителю Литвы, привыкшему к некоторой прохладце и дистанции в общении, поездка в поезде, конечно же, запомнится открытостью россиян, их готовностью помочь, предложить что-то свое. Соседи по купе охотно поделятся с вами продуктовыми запасами, а вместе с ними, и семейными новостями. Подробно расскажут о способах заготовки овощей, поведают о болезнях ближайших родственников, о том кто, где и сколько из них получает, расспросят о жизни в Литве, посетуют на то, что развалилась супердержава, народы обособились, перестали дружить и бывать друг у друга в гостях.

    И еще одна особенность путешествия поездом оставляет неизгладимое впечатление на европейского жителя. Это предприимчивость россиян. На каждой станции и в самих поездах кипит торговля. В любое время суток и при любой погоде этим занимаются сотни людей самого разного возраста, от детей до почтенных старцев. Пассажирам предлагают все, что душе угодно: хрусталь, меховые шапки, пуховые шали, фарфоровую посуду, мягкие игрушки, телевизионные антенны и прочее и прочее. Многие из таких продавцов - рабочие, которым зарплату на заводах выдают продукцией. Всегда на станциях в изобилии съестное и питье. Пирожки, горячие пельмени, котлеты с вареной картошкой, помидоры, яблоки и так далее. Богат город большой рекой, озером - на перроне будут торговать вяленым или копченым лещом, судаком, жерехом, вареными раками. Хорошо родятся овощи - картошкой, огурцами. Если места лесные - будут предлагать свежую ягоду и грибы. Торговля сопровождается шутками, прибаутками и улучшает настроение и тем, кто едет дальше, и тем, кто остается на перроне.

    Но вот переезд закончен и на российскую действительность можно взглянуть поближе. Увы, уже первые минуты пребывания в сибирских городах дают понять, что людям в них живется не очень спокойно. По всему видно, что вопросы личной безопасности владеют не только умами, но и душами горожан. В жилых домах практически все окна первых этажей "украшают" решетки. Иногда решетки устанавливают и выше, на втором, третьем этажах, они защищают также многие балконы и лоджии. Решетки можно увидеть и в магазинах. Помещение перегораживают от пола до потолка, и торговля идет сквозь стальные прутья. В подъездах домов первое время шокируют железные двери, которые мало подходят для жилых помещений. Их не красят, не снабжают ручками, не равняют края после сварки, стараются навесить гаражные замки и петли. Такие же двери преграждают вход в подъезды многих домов. Внутрь не зайдешь, если нет ключа или тебе заранее не откроют. Практически все учреждения пользуются услугами охранных фирм, поэтому доступ в них ограничен. Охранников можно увидеть в больницах, институтах, школах. Как правило, это молодые накачанные парни, к хорошим манерам которых можно отнести разве что короткую стрижку. Как правило, они априори агрессивны. Если вы в сентиментальном порыве решите пройтись по "тихими школьным этажам", где учились когда-то, в заслугу вам этого не поставят. Наоборот, такое намерение сочтут подозрительным и противозаконным. По рассказам знакомых, в одном барнаульском вузе существует такая практика: внутрь не пускают даже сотрудников, ушедших в отпуск.

    На крупные предприятия пришло осознание конкурентной борьбы, поэтому в службах охраны появляются новые подразделения, задача которых - защищать коммерческую информацию, препятствовать ее утечке. В арсенале таких подразделений - подслушивающая аппаратура, методы вербовки и устрашения. Подразделения охраны банков занимаются так же возвращением кредитов, а проще говоря - выбиванием долгов. Без этого мероприятия, больше напоминающего криминальные разборки, не обходится хозяйственная деятельность шахт и заводов, потому что их настоящие хозяева - уголовные авторитеты. Они присутствуют на совещаниях в директорских кабинетах, они планируют отгрузку продукции и делят прибыль. Об этом знают и говорят все. Добыча угля, производство другой продукции в России сегодня имеет простую цель - снять сливки, получить максимальную прибыль, бросить старое дело, вложить в более выгодное новое. В последние годы сибирскую промышленность все больше прибирают к рукам столичные капиталисты. В Москве по разным оценкам уже сосредоточено около 80 % всего российского капитала. Этот мегаполис лопается от роскоши и давным-давно живет своей личной жизнью. Местные власти в провинции не могут бороться с хищничеством, потому как по большей части являются частью ОПС - организованного преступного сообщества. Такой термин введен недавно в российскую юриспруденцию. В любом месте, куда бы вы не приехали, вам скажут, кто является настоящим хозяином предприятия, города, области, края. Если не назовут кличку, то скажут, к какой группировке принадлежит. Особенно наглядно сложившаяся система проявила себя в Красноярском крае, где государство пытается вернуть контроль над крупнейшими предприятиями российской экономики. Этим титаническим усилиям противостоит пирамида из тысяч людей, на вершине которой - бывший учитель физкультуры Анатолий Быков, а ниже все, что находится под его контролем - законодательное собрание края, правоохранительные органы, средства массовой информации и боевые дружины, которые держат в страхе средних и мелких предпринимателей, судят и карают по своим понятиям.

    Вильнюс помнит нечто подобное в начале 90-х годов, когда Борис Деканидзе заявлял, что городом правит его бригада. Конечно, это сравнение весьма приблизительно, ведь на российских просторах борьба идет за фантастические богатства. Красноярский край по населению примерно равен Литве, а по площади больше почти в 40 раз! Его промышленный потенциал и природные ресурсы ни в какое сравнение не идут со скромной Литвой.

    А вот жизнь на улицах сибирских городов внешне очень похожа на жизнь любого европейского города. То же обилие рекламы, те же товары известных торговых марок, акции, обещающие скидки и выигрыши, те же ударники сетевого маркетинга на перекрестках. Главное отличие, пожалуй, только в том, что попроще архитектура, погрязнее воздух, да пореже можно наткнуться на кафе. Натурального кофе выпить практически негде. Максимум, на что можно рассчитывать - это на растворимый кофе в полистирольном стаканчике. Традиции встречаться, и проводить время в кафе в России не было никогда. Даже в Москве трудно отыскать уютное демократичное кафе. Выбор небольшой: или быстрый перекус в киоске около остановки трамвая, или помпезное заведение с привратником, напоминающее советский кабак. Весьма симптоматичен такой пример. В Кемерово не одну пятилетку существовало довольно приличное заведение под названием "Русский чай". Там были самовары и блины, было много резного дерева в интерьере. Потом это кафе приватизировали, сделали евроремонт, дерево и самовары выбросили вон, а заведение переименовали. Теперь оно называется "Гондурас".

    Магазины в российской глубинке выглядят ничуть не хуже литовских. Особенно много продовольственных. Они невелики по размерам, но современны, оборудованы кондиционерами, кассовыми аппаратами, считывающими штрих-код. Во многих магазинах самообслуживание, персонал одет в форму и подчеркнуто вежлив. Товары российских производителей довольно разнообразны, упакованы в яркую и хрустящую оболочку.

    Среди названий магазинов преобладают пышные и на иностранный манер. Что-то вроде "бродвеев", "клондайков" и "монте карло". Небогатую выдумку как правило компенсируют блестящая мишура и вспышки неона, что тоже по своему украшает жизнь. Иногда среди названий торговых точек встречаются и оригинальные. Среди запомнившихся находок: салон-парикмахерская "Ералаш", магазин рабочей одежды "Халява", ларек моющих средств "Твойдодыр", база стройматериалов "Наф-наф", где просто "трехэтажный выбор", одежные салоны "Русский размерчик" и "Очень даже", гастрономы "Хороший", "Две селедки", "Семь ступенек", "Кураре", пивной бар "Пять оборотов". А вот и самое незатейливое название, которое повстречалось в Москве - магазин "Роскошь". Как говорится, мило и со вкусом.

    В России запросто можно нарваться на некачественное спиртное. От подделок и суррогатов не спасают ни акцизные марки, ни фирменные бутылки. Отравление алкоголем может закончиться серьезным расстройством здоровья. Поэтому возле магазинов, имеющих лицензию на торговлю спиртными напитками, можно увидеть такую надпись: "Вино. Водка. Коньяк. Шампанское. Качество и безопасность." В специализированных магазинах крупных ликероводочных заводов можно полюбоваться не только на помпезные подарочные комплекты, выполненные из цветного стекла, дерева и металла, но и на живых экзотических животных: рыб, питонов, варанов, черепах. Во глубине сибирских руд это внушает внутренний трепет. Не перед рептилиями, конечно. Перед причудами русского капитализма, который может позволить себе еще и не такое.

    Возможно, кому-то будет интересна материальная сторона российской жизни, поэтому приведу несколько цифр. Цены на продукты питания таковы. Килограмм сахара примерно 2 лита, сливочного масла около 8 литов, растительного около 4 литов за литр, мяса от 4 до 12 литов, кило муки около 1,40, булка хлеба стоит около 70 центов, цена на него поддерживается государством. Проезд в транспорте от 40 до 70 центов. Литр бензина АИ-92 стоит около 1,20, АИ- 96 1,50, дизельное топливо около 1 лита.

    Средняя пенсия в России около 140 литов. Но при этом еще существуют дотации государства на коммунальные услуги. Коммунальные платежи за среднюю трехкомнатную квартиру российской семье обходятся примерно в 50 литов. Санитар в больнице зарабатывает около 40 литов в месяц, кондуктор в автобусе около 140, учитель, преподаватель от 140 до 350, геолог до 400, водитель электровоза в шахте около 500, шахтеры-забойщики, водители "Белазов" на угольных карьерах до 1400 литов, помощник депутата Государственной думы, совмещая эту нагрузку с основной работой, получает около 700 литов приработка. Штат каждого депутата рассчитан на 30 помощников.

    В восемь часов утра в российской глубинке, когда из радиоточки величаво звучит бессловесный государственный гимн, отчетливо сознаешь, что время способно фальшивить. Музыка Александрова и пейзаж за окном наводят на грустные мысли о потерянных поколениях, которые так и не узнают о том, что может оправдывать существование и сплачивать народы. Отсутствие национальной идеи - тема, волнующая сегодня многие умы. Ведь личное благополучие, личная безопасность, даже личная устремленность к какой-либо цели так и останутся личным делом и не более того. А кто будет думать об обществе? В стране с коллективистским складом мышления - это трагическое ощущение. Завод теперь - не родной дом, а чужая собственность с жесткой системой отношений. В городе хозяйничают не лучшие люди. Нападут грабители - пропадешь, никто не поможет. Москва далеко, там жируют самые главные воры. В армию отдавать детей невозможно, они будут воевать неизвестно за что и могут погибнуть. Вот далеко не полный перечень убеждений многих и многих россиян, униженных в ходе необузданных перемен.

    Но это взгляд людей, склонных к преувеличению. Даже стороннему наблюдателю совершенно ясно, что российская действительность куда богаче светлыми красками, чем об этом принято говорить на каждом углу. А муки несовершенства, испытываемые кем-то, явление весьма продуктивное, ведь только в них стимул для движения к лучшим временам.


    Опубликовано в газете "Летувос ритас" ( "Утро Литвы" ) № 41 октябрь 2001 г.

© Вячеслав Шмидт