Гусева А.
Шихалеева М.

ИЮЛЬ 2004.

    На летную практику мы с Мариной отправились в посёлок Фрунзе в Крым. Там проходил розыгрыш кубка Украины по футболу. Играли ребята 1989-90 года рождения.

    Во время нашей командировки мы познакомились с мальчишками, тренерами. Много беседовали с ними. Это было очень интересно и познавательно.

    Кроме того, мы с Мариной много общались с жителями посёлка. Многие из них оказались очень интересными людьми. Мы читали книги и газетные статьи местных писателей. Их в посёлке было очень много.

    И хотя море было рядом, мы больше работали, чем отдыхали. Домой вернулись усталые, но довольные. Готовимся писать сценарий на собранном материале на футбольно-сельскохозяйственную тему.


     Это была официальная версия.

    Мы приехали туда рано утром – так прибыл поезд. Я стояла с чемоданами на площади, а Алла пошла договариваться о размещении.
    Площадь – это, конечно, громко сказано. Просто площадка перед спорткомплексом, выложенная плиткой, с неработающим фонтаном посередине. С двух других сторон к ней прилегают с торца трёхэтажная длинная школа и пятиэтажная гостиница. Вокруг несколько магазинчиков и дороги, ведущие «на все четыре стороны», то бишь во все уголки поселка. За спорткомплексом– стадион с административным зданием с одной стороны и аллеей с другой. Сам поселок состоит, в основном, из одноэтажных домов, отличающихся от российских аккуратностью и ухоженностью. В садах, прямо на улице, цветут розы, растут абрикосы, черешни. Иногда встречаешь чисто украинские «гоголевские» хаты – беленые, с подсолнухами и петухом.
    В общем, поселок очень живописный. А для детских футбольных турниров – просто находка. Туда приезжают группы детей от 8ми-9ти до 16 лет. Попробуй уследить за сорванцами! Но море находится в 4-ех километрах – тайно не убежишь, да и сам поселок небольшой – за полчаса обойдешь вдоль и поперек, так что не заблудишься. Все культурные события (то есть дискотеки) происходят тут же на площади, под боком. Да и стадион рядышком.

    Местные жители привыкли к наплыву ребят и тренеров, относятся к ним дружелюбно. Только со шпаной иногда происходят стычки из-за девчонок, которые по вечерам устраивают променад рядом с местами дислокации футболистов. Я бы назвала эти гулянья «показательными хождениями».
    Но все это я узнала позже. А в тот момент я стояла рядом с сумками и наслаждалась приветливым утром, особенным, «нежащим» крымским воздухом и спокойствием, разлитым вокруг.
    И тут я увидела Аллу с Ник Михом – местным завстадионом, улыбающимся, бодрым. Он легко подхватил наши сумки, попросил называть его просто Колей и сказал, что отведет нас к Матасовым, что они замечательные люди, что если нам что-нибудь понадобится, мы непременно обращались к нему. Потом он часто нам попадался – грузил какие-то ящики в магазине, куда-то шел, мелькал, шустрил… Для меня он был первым человеком, повлиявшим на мое ощущение поселка. Впечатление, сформировавшееся впоследствии во что-то яркое, солнечное, теплое. Со своим лицом и характером. Глубоко симпатичным мне характером.

    С нашими хозяевами, Матасовыми, было несколько иначе. Они не ждали нас так рано, женщины стали суетиться, убирать комнату. Оказалось, что там еще маленький ребенок. Любовь Васильевна занялась с ним, а Алена, ее старшая дочь, продолжала убираться. Хозяин, Николай Иванович Матасов – невысокий темноволосый, коренастый мужчина лет 45-ти, с маленькими подвижными глазами, - принялся нам объяснять, что, где, как и почему. Что-то предлагать, в чем-то оправдываться. Нам он сначала не понравился. Показался неискренним и немного навязчивым. (Иногда создается впечатление, что люди, пытающиеся все объяснить и в чем-то оправдаться, хотят от тебя скрыть свое истинное лицо) Потом мы поняли, что ошибались.

    Семья Матасовых – очень дружная, крепкая, работящая семья. И они открытые искренние люди. Любовь Васильевна раньше профессионально занималась стрельбой из пневматической винтовки, но потом заболела спина, и со спортом пришлось расстаться. Алена – девятиклассница, учится хорошо, помогает маме. Николай Иванович работал в разных местах, сейчас решил основательно заняться домом.
    У них – большой двухэтажный дом, сад, свое хозяйство: куры, гуси. Они сами делают сметану, творог, вино, но последним не злоупотребляют. Со своего хозяйства и сдачи летом комнат внаем они и живут.
    К своем «бизнесу» они подходят основательно. Делают все, чтобы гостям было удобно. Сдавая по комнатам большой дом, сами летом живут в пристройке. Устроили в саду настольный теннис, летний душ. В доме есть кухня, душ, телевизор, библиотека. За плату можно пострелять «в цель». Иногда хозяева устраивают для своих гостей вечера в саду. Иногда возят на микроавтобусе на экскурсии. Все свободные деньги они вкладывают в развитие «бизнеса». С восторгом рассказывают, как хотели бы построить декоративную мельницу с водой, переоборудовать площадку для тенниса и т.д.

    Сначала мы сочувственно отнеслись к Алене. Девчонка вынуждена сидеть по полдня с ребенком, убирать, работать по хозяйству. А отдыхать когда? Но потом мы поняли, что ее не надо жалеть. Она живет нормальной здоровой жизнью, и работает, и отдыхает. Общается с гостями, а среди них много интересных людей. Все относятся к ней, как к своей, родной, приглашают в гости. У нее нежные отношения с отцом. Они несколько раз пели вместе под гитару – заслушаешься. Николай Иванович откопал где-то стихи, посвященные поэтом дочери Алене. И иногда читает их. Любовь Васильевнане всегда может посидеть с гостями, но видно, что это здравая, рассудительная женщина, гостеприимная, домашняя, добрая… Но строгая. В ней чувствуется внутренняя сила.
    Сам Николай Иванович считает своим долгом хозяина каждый вечер прийти к гостям, спросить, все ли у них в порядке, что-нибудь рассказать. Иногда мы засиживались так по несколько часов. А поговорить было о чем.
    Он рассказывал, как у них жила одна престарелая дворянка, кичившаяся тем, что была замужем за князем Оболенским. Одевалась всегда очень тщательно, прическа – волосок к волоску. Рассказывала много интересного о своей жизни и жизни мужа. Она доводила всех желающих ухаживать за ней за ее дом. Никто не мог ей угодить, с ней поладить, и только у Матасовых она прижилась. Быть может потому, что простая женщина Люба не боялась мягко, но твердо говорить ей правду в лицо.
    Николай Иванович говорил о принципе воздаяния, возврата совершенного. Так его отец отказался от своего старшего сына, и у Николая Ивановича первый сын умер, у его сестры родился с отклонениями. Зато теперь, в солидном возрасте, пятьдесят лет, родилось утешение на старость – дочь Женечка.
    Мы чувствовали себя в этом доме, как родственники. И не мы одни. Там же гостили кардиолог с семьей, художница с сыном, еще одна женщина из Сибири с дочерью.

    Художница Ира любила рассказывать пошлые анекдоты. - Заткни уши, - говорила она десятилетнему сыну Саше. Тот затыкал, а потом говорил: «А там нет ничего пошлого». Когда они уезжали, Ира спросила: «Возьмем Аллу замуж? Ведь она тебе нравится.». «Нравится, - серьезно сказал Саша, - да старовата для меня». Но потом подумал и все же решил, что возьмет.
    Семья кардиолога отдыхала там уже не первый год и чувствовала себя как дома. Устраивала шашлыки, запирала дверь. Из-за этого даже произошла забавная история, но об этом – в другом рассказе.
    Интересной была встреча с заведующей школьной столовой. Мы договорились, что будем там обедать, но несколько дней питались, не платя деньги, так как никак не могли обменять рубли на гривны. Заведующая доверяла нам, она исповедовала принцип, что все надо делать как для Бога. Вот она и готовила с душой, как для Бога, и искренно переживала, понравилось ли нам. А когда узнала, что мы – то ли писатели, то ли журналисты, принесла нам кипу своих статей, напечатанных в местной газете.
    Мы сначала малость растерялись. До этого наши хозяева принесли нам четыре здоровенных тома отпечатанного текста местного писателя. Который, говорят, показывал текст Аксенову, и тот назвал его «литературой», но сказал, что в наше время она будет невостребованная. Нам, как почти профессионалам, дали прочитать эти «талмуды». Мы честно старались, точнее я старалась, а Алла делала вид и врала хозяевам с моих слов. Потом как-то незаметно перешли на Лескова и Симонова из хозяйской библиотеки.
    

    Но оказалось, что читать статьи Натальи Николаевны Сыч – так звали эту чудную женщину – очень интересно. Она писала, что думала и как думала, и статьи ее подкупали искренностью, хоть и были несовершенны по форме. Вот выдержки из некоторых статей:
     «А мы каждый день уделяем внимание своему телу, чистим его, пудрим, красим, мажем кремами, брызгаем дезодорантами, потому что смердит, а душу занавоженную и загаженную не чистим. Оттого и болеем.»
     «О ужас! О проклятье на наши бедные головы! Наш ум, наш разум завязали в узел. И я прекрасно понимаю, что мой ничтожный голос – это «глас вопиющего в пустыне». Его не услышит тот, к кому он обращен… Им, этим людям с черным сердцем и душою, понадобились эти светлые, озаренные светлым солнечным светом ребячьи души. А это ведь наши с вами дети, наши с вами внуки, наше будущее»
    Обычно мы с утра ходили на море, днем смотрели футбол, общались с ребятами, тренерами, хозяевами и гостями, а вечером ходили гулять. Ездили на экскурсию в Бахчисарай, на Южный берег Крыма и к водопаду Джур-Джур.
    Было весело, и материала мы набрали на несколько сценариев. В частности, образ хозяев и дома, где мы жили, собираемся использовать в сценарии, над которым сейчас работаем –«Погоня за солнцем».

    Шёл уже четвёртый день нашего с Мариной пребывания в Крыму, поэтому я решила, что пора определиться.
    Когда лежишь на пляже, смотришь в небо, на чаек, на море, вот тогда понимаешь, что именно любви-то и не хватает. Поэтому я решила устроить Марине маленький курортный романчик. А почему нет? Имею право. Марину в эту затею сначала лучше не посвящать, всё равно откажется. «И без тебя справлюсь, - подумала я, косясь на неё, лежащую на оранжевом полотенце неподалёку. – Даже на пляже с книгой не расстаётся, зараза!»
    В полдень народу на пляже немного, печёт сильно. Галька раскаляется – не ступить, обжигает. Знаешь, что можешь сгореть за минуты, и нос, даже в тени от панамы, тоже обгорит, а потом будет облазить, но всё равно лежишь, и купаться лень. Лежишь и смотришь на мутно охристое у берега и жёлто-зелёное вдали море, на белые очертания какого-то городка, виднеющегося из-за песчаного обрыва, на разбитый штормом пирс и покосившиеся волнорезы.
        -Па-ахлава! Тру-убочки! Берём, молодой человек.
        -Почём?
        -Гривна пятьдесят.
    Женщина в фартуке, заткнутом за пояс, и в шляпе, идёт с подносом в руках. Кричит громко, плавно, как поёт.
    А я лежу и думаю, что Митрофаныч всё-таки для курортного романа кандидатура идеальная. И пусть Марина только попробует возразить.

    В первый же день приезда Квасов, директор спортивного комплекса, познакомил нас с несколькими тренерами. Так что выбирать мне было из чего.
    Самого Квасова, Георгия Васильевича, я отмела сразу. Хотя он и презабавный. Носит чапаевские усики, всё время хмурится и куда-то торопится. В общем, усиленно создаёт образ делового мужчины и сурового начальника. Но стоит сказать Георгию Васильевичу, хотя бы, что рубашка ему сегодня потрясающе идёт, он тает, начинает улыбаться. Потом быстро спохватывается, снова хмурится и убегает. Из списка потенциальных кавалеров для моей однокурсницы Квасов был вычеркнут сразу потому, что ему уж стукнуло лет пятьдесят пять – староват малость. А я Марине зла не желаю.
    Вторым рассматриваемым объектом был человек, имя которого выветрилось из памяти. Говоря о нём, мы с Мариной называли его не иначе, как Горбиком. Горбик был тренером команды «Металлург» из Донецка. Невысокий, худющий, с крючковатым носом, он был похож на бабку Ёжку. Его мы встречали постоянно, куда бы ни шли – в столовую, на стадион. Всегда он вырастал, точно из-под земли, с улыбочкой, шутил и кокетничал. Видать, в голове его родилась идея сродни моей. Но нам Горбик не подходил. Не нравился он мне и всё тут. А потом оказалось, что он ещё и с женой приехал. Жену его мы прозвали Раисой Максимовной, в смысле Горбачёвой, потом сократили до Горбушки, а его соответственно стали величать Горбиком, попутно вычёркивая из списка.

    Митрофаныч, дядя Саша, он же Александр Митрофаныч числился вторым тренером команды «Арсенал» Харьков. У харьковчан было три наставника. Главный наставник – Сергей Станиславович, грозный коренастый, на коротеньких ножках. Второй Митрофаныч, третий – Олег, тихий и незаметный. По крайней мере, мы с Мариной видели его только в столовой.
    Митрофанычу было лет сорок пять. Волос у него был светлый, глаза хитрые с прищуром. А когда Митрофаныч улыбался, то его золотой зуб весело поблескивал на солнце. На голове Митрофаныч постоянно носил красную форменную бейсболку с надписью «Арсенал», и не снимал её даже плавая в море. Он, только он, - решила я.
    В наш двадцать первый век реклама на шестьдесят процентов определяет успех операции. Весь вечер четвёртого дня я без умолку говорила Марине, какой Митрофаныч обаятельный, юморной, и даже какое у него оригинальное отчество. Марина соглашалась, кивала, но особого энтузиазма не проявляла. Я даже начинала раздражаться. Печёшься о её счастье, а она лежит на кровати, скрипит пружинами, да книгу читает. И никакого участия! Вот зараза!

    Но я рано отчаивалась. В столовой за ужином Марина посмотрела на Митрофаныча более пристально, и более проникновенно пожелала приятного аппетита. Митрофаныч это просёк, я втайне обрадовалась.
    После трапезы мы с Мариной отправились на стадион, посидеть на лавочке, посмотреть, как поливают газон, подышать перед сном воздухом. А воздух там совсем отличный от Москвы, Орла и Балакирева. Чище. С моря ветер гонит свежесть, а позади трибун тянется аллея лиственниц, распространяя запах хвои. Говорят, на ветвях этих деревьев живут летучие мыши, и вечерами я боюсь ходить через эту аллею. Прохладно, трещат в выжженной солнцем траве цикады, со свистом на поле крутятся поливальные установки, а за фиолетовыми силуэтами миндалевидных тополей алыми полосами разливается закат. И так спокойно!
    Я говорю Марине:
        -Митрофаныч – такой интересный человек. Может, стоит с ним побеседовать. Для сценария, мне кажется, будет неплохой материал. Удочка закинута, Марина думает и соглашается.
    Назавтра за завтраком она говорит об этом с Митрофанычем, он соглашается (ещё бы нет!) и предлагает называть его просто Сашей.
        -Ну, что вы, - возражает Марина.
    «Ну, Саша, так Саша, - злюсь я, - чего ты споришь». Но в целом результатом я довольна.
    На пляже я устраиваюсь неподалёку от харьковчан, чтобы хорошенько их видеть. Будут собираться на обед, и мы с ними пойдём. Тем разговора стараюсь не менять, упрямо повторяя Марине о замечательных качествах души Митрофаныча, да так, что сама начинаю верить. Марина, хоть и делает вид, что побеседовать с ним хочет исключительно в рабочих целях, но в сторону харьковчан поглядывает всё чаще. Ура! Победа близка! В конце концов, Марина, сколько работать-то можно, и отдыхать когда-то надо! Что бы она без меня делала? Книгу, вон, уж вторую, наверное бы, дочитывала, зараза.

    Пока лежу на пляже, подходит доктор харьковчан Игорь Владимирович, парень двадцати четырёх лет. Я ему строю глазки, а он рассказывает, как на утренней тренировке Митрофаныч повредил колено.
        -Чего полез играть? – возмущается Игорь, оно и понятно – ему лечить, лишняя работа. – Поиграть захотел. Хуже мальчишек носился! Вот и получил! А потом «Игорь, что делать, Игорь, что делать…» Марина плавает.
    Когда она выходит, я со скорбным лицом описываю страдания Митрофаныча, пусть проникнется.
    Время летит незаметно, уже пора на обед. Мы собираемся и отправляемся вслед за харьковчанами. Марине приспичивает переодеть купальник. Она долго стоит в очереди в раздевалку и безмятежно глядит на море. Мне остаётся только про себя материться, ведь уйдут, уйдут же!!!
    Подходим к остановке маршрутного такси. Никого. А кто виноват? Вредитель и диверсант - Марина Ивановна!
    Я уж было расстроилась, как заметила Митрофаныча в теньке. Ну, ясно, куда ему с больным коленом пешком идти. Автобус ждёт.
        -Может, в тенёк встанем? – предлагаю я невозмутимой Марине. – Ой, Александр Митрофаныч, а я вас и не заметила.
        -А что у вас с ногой? – участливо, с неподдельным состраданием, спрашивает Марина. Я ликую. Молодец Марина! Они разговорились, я тактично ускользаю в сторону, посмотреть, не идёт ли автобус. И о чём они интересно так мило беседуют, и не заметили, что я ушла. Даже обидно немного.

    После обеда я решаю действовать напрямик. Проведя артподготовку, то есть в сотый раз повторив Марине, что наимилейший Александр Митрофаныч замечательной души человек, иду в атаку:
        -Марина! – говорю я торжественно. – Я думаю, что Александр Митрофаныч и ты … - выдерживаю тактичную паузу, - прекрасная пара! – заключаю бодро и торжественно. Марина молчит и не спорит. Уже хорошо. Я продолжаю:
        -Я тебя не замуж ведь выдаю. В конце концов, в курортных романах нет ничего предосудительного, они вдохновляли многих художников, - проповедую я, - Чехова, например…
    Ну, про Антона Палыча я, пожалуй, зря загнула. «Дама с собачкой» – вещь явно не позитивная, тоскливая какая-то.
        - Знаешь, - отвечает Марина, - он спрашивал сегодня, что мы после одиннадцати делаем. Он только в это время освободится, детей уложить надо…
        - И? – с надеждой воскликнула я.
        - Я честно сказала, что в это время мы спим, - ответила Марина.
    Весь оставшийся вечер меня кровожадно размышляла: убить Марину сейчас или завтра утопить в море.
        -Ну, я же не знала. И вообще, дурацкие у тебя, Гусева, игры, - отвечала она мне. У! Вредитель!

    Утром этого дня на пляже ко мне подошёл Игорь, и поведав трагедию с коленом Митрофаныча, заодно рассказал, что к нему приехали друзья однокурсники, Денис и Артём.
        -А что вы делаете вечером? – спросил Игорь.
        -А что? – отвечала я. – Есть культурная программа?
    Мы договорились вечером посидеть на стадионе, вина попить, на гитаре поиграть – то есть устроить обычные студенческие посиделки. Надо же мне было восстанавливать нервную систему, подорванную Мариной.
    Команда Харькова расположилась в поселковой школе, так как в гостинице все места были заняты. В том же здании находилась столовая. После ужина мы: я, Марина, Игорь, Артём и Денис – устроились в пустом классе. У хозяев дома, где мы снимали комнату, я попросила гитару. Сидим поём. Хорошо, весело. Марина меланхолично разглядывает стенды на стенах. И тут, «вдруг, как в сказке скрипнула дверь»… и вошёл Митрофаныч. А Марина! Заулыбалась! Ага!
        -Не против, если я посижу с вами, - спросил Митрофаныч неловко протискиваясь в дверь и улыбаясь золотым зубом.
    Митрофанычу налили вина, выпив стаканчик, он попросил гитару. Пел он тихо, не фальшивил, и голос у него был приятный. Пел старые мелодичные пасни: «Снег кружится, летает, летает», « Если б не было тебя», «Кто тебе сказал, ну, кто тебе сказал, что тебя я не люблю». А потом бодренько провёл по струнам и запел:
        -Я люблю тебя, Марина,
        Всё сильней день ото дня.
        Без твоей любви, Марина,
        Этот Мир не для меня.
        Наши встречи так не долги,
        Расставанье впереди.
        Разлетимся, как осколки,
        И попробуй-ка найди!
    Молодец Митрофаныч! Верно действует. Марина оживилась, заулыбалась, от вина перестала отказываться. Ещё бы! Не каждый день (что очень досадно, кстати!) специально для тебя песни на четыре голоса поют.
        -Сколько можно! – прервал наш романтический настрой Серёга, заглянув в класс. – Дети уже спят. Что б я вас не слышал!
    И он громко захлопнул дверь.
        -Пойдём на стадион, - предложил Митрофаныч.
    На улице было уже совсем темно. Небо, звёздное-звёздное, казалось таким высоким и таким чёрным. Светила луна. До стадиона шли в полной темноте, через аллею с летучими мышами. Мы сели на трибуну, освещённую прожектором, а Марина с Митрофанычем чуть далее. И пока мы пели под вино и гитару, они о чём-то разговаривали. И, честно сказать, мне уже было не до них. Я своё дело сделала.
    Около часу ночи Митрофаныч подошёл к нам и попрощался.
        -Вставать завтра рано надо. Пойду, - сказал он.
    А на следующий день к Митрофанычу приехала жена. Он уехал ее встречать в Саки рано утром.
        - А она симпатичная, - заметила Марина в столовой. И при этом зыркнула на меня, как на врага народа. Можно подумать, я в чём-то виновата?! Я же ничего не сделала…
    27 июля закончился турнир, в тот же день уезжал «Арсенал», мы уезжали назавтра. Я встретила Митрофаныча у входа на стадион.
        - Я ж к вам всем сердцем рад бы, - сказал он, словно оправдывался, улыбаясь и поблёскивая золотым зубом, - да вот то колено заболело, то жена приехала…
    Мы весело попрощались.
    На стадионе я встретила Квасова, он отдавал распоряжения снять со стенда расписание игр, и сетку с ворот – чтобы не украли.

    Алла решила устроить мне курортный роман. Занялась моей судьбой, видите ли. А меня спросить забыла.
    Нет, Митрофаныч, конечно, душка, но он же женат! Аллу этот аспект нисколько не смущал. Курортный роман – это же так, мимолетное явление, необходимый элемент отдыха, летний дождичек.
    Митрофаныч – тренер харьковчан. Значит, обедать мы должны были с ними. Вставай, Марина, в 9 часов в свой законный отпуск. Собирайся, одевайся, не забудь накраситься, и тащись в столовую. Порть свою фигуру за собственные деньги.
    Вместе с тренерами обедал Игорь Владимирович – доктор команды. Молодой еще – 24 года – а ворчит как, заслушаешься. И добрый. Прямо, доктор Айболит в юности.
    Вот Алла за компанию и стала строить ему глазки. Мы встречались на поле, на тренировках, на пляже…. Игорь напускал на себя деловой вид (справедливости ради надо сказать, что делал он это не только в нашем присутствии) и разглагольствовал о том, какие мальчишки непослушные, лезут куда не просят, а он лечи. Вот и Митрофаныч, четвертый десяток разменял, а все туда же, полез с ребятами 11-ым играть и вот, пожалуйста, травма колена. Так мы и общались урывками с Игорем, и он словно не замечал аллиных усилий. Но взглядом за нами, когда мы проходили мимо, следил.

    Как-то возвращались мы с пляжа и решили поехать на маршрутке. Глядь – а на остановке Митрофаныч стоит. Подошли мы, поздоровались, я его о здоровье спросила. Оглянулась, а Аллы нет! Пришлось мне с Митрофанычем одной разговаривать. Говорю с ним о всяких пустяках, а саму смех разбирает. А он на меня хитро так посматривает, зубиком поблескивает. И вдруг спрашивает, чем мы после 11-ти часов вечера занимаемся. Я чистосердечно ответила, что спим. Алла меня за эту фразу потом весь день пилила. Мол, отпуск насмарку пошел, с кем она вообще отдыхать поехала, нельзя меня одну на минуту оставить. Вот так люди и страдают за правду.
    Спасло меня одно обстоятельство. К Игорю приехали друзья. И они пригласили нас этим же вечером в гости.

    Организатором был Денис Потапенко по прозвищу Потап. Он нарвал цветов, позаботился о вине «для дам», водке «для кавалеров» и даже о закуске. Раздобыть гитару была наша обязанность. И вот, наконец, мы собрались в школьном классе, где было временное жилище Потапа, Игоря и Артема, их третьего друга. И тут в класс вплыл Митрофаныч. Оказывается, его тоже позвали.
    Алла, видимо, решив, что один сороколетний стоит 3-ех 20-летних, оставила мне Митрофаныча, а сама собрала вокруг себя молодняк и кокетничала со страшной силой. Надо сказать, молодняк поддавался.
    Все трое вполне прилично пели. Потап, длинный, худой, нескладный, с лохматыми волосами, был похож на «муми-тролля» Илью Лагутенко и пел «под» него. Артем, невысокий крепыш, спокойный, медлительный, производил впечатление «домашнего» мальчика. Он читал рэп. И, наконец, наш красивый положительный доктор-ворчун пел глубоким баритоном, громко, не всегда соответствуя стилю. Митрофаныч тоже отличился. Он знал много хороших песен и голос у него был приятный.
    Вскоре пришел главный тренер харьковчан Сергей и сделал нам выговор. И мы пошли гулять.

    На стадионе вечером очень мило. Романтичная обстановка, прожектор освещает поле, свежесть, деревья шелестят. И звезды… Мы все сошлись на том, что таких звезд больше нигде нет. Сначала Алла наблюдала звезды с Потапом, потом, когда тот побежал за еще одной бутылкой вина, - с доктором. Наверно, это было восхитительно. Мы с Митрофанычем и Артемом вспоминали молодость первого и размышляли о будущем второго. А вообще хорошо прошел вечер, весело.
    На следующий день мы все вместе пошли на пляж. Выяснилось, что Артем не умеет плавать. Он сидел какое-то время в воде, «качался на волнах», а потом выходил, скучал или деловито играл в камешки. Я не вылазила из воды. «В Турцию поплыла», - говорили про меня. Потап с доктором наперебой развлекали Аллу. Надо сказать, доктор заметно оживился после приезда Потапа.
    Далее началась какая-то неразбериха. Вернее, с моим «романом» как раз все определилось – к Митрофанычу приехала жена. А вот Алла никак не могла решить – кто же ей больше нравится – доктор или Потап. Купаться было приятнее с доктором – он подбрасывал ее на волнах. А вечерами нас перехватывал Потап, и бедный Игорь, который никогда не мог сказать точно, придет он или нет, потому что работал, когда приходил на стадион, уже не находил нас, потому что мы куда-нибудь уходили. Потап же как-то все время находил нас, однажды даже играл на гитаре на вечере, устроенном хозяевами.

    Мы собрались вечером на море, смотреть закат. Мне очень не хотелось идти – накупалась я с утра предостаточно. Ну, надо так надо, а то пропущу все на свете. Собирались, все вместе, а пошли почему-то, как всегда втроем, с Потапом. Комары кусали нещадно, я не успевала за парочкой, к тому же дул холодный ветер. Пляж оказался пустынным, очень хорошо продуваемым. Им-то тепло, а вот я замерзла. Солнце скользнуло за море очень быстро. Ни тебе игры красок, загадочной полосы света, уплывающей вдаль, ничего. Я вздохнула, посмотрела на ребят, и поняла, что домой мне придется идти одной.
    Добиралась по темноте, плохо знакомой короткой дорогой. Когда дошла до поселка, не была уверена, что попала именно во Фрунзе. Когда же, наконец, доползла до дома, обнаружила, что в нашем окне горит свет, а входная дверь закрыта! Я в гневе стала барабанить в окно. Бросили меня одну, а сами быстренько дошли до дома! Мне открыл дверь полуголый кардиолог. Оказывается, я перепутала окна и барабанила в окно комнаты, где жили они с женой и ребенком. А Алла не возвращалась потом еще очень долго. Она все-таки искупалась в ночном море.
    Так вот мы и отдыхали. А летний дождичек все-таки был. Когда уезжали ребята. Нам почему-то стало очень грустно, и мы стояли у дороги и провожали их: ждали, пока проедет маршрутка, чтобы помахать ручкой. Прямо под дождем. А Алла потом еще пошла гулять. Ее не было долго, так что все в доме даже стали беспокоиться.

    Мы направлялись в столовую на ужин, когда уезжали харьковчане. Длинной цепочкой они шли в красно-белой форме с сумками наперевес. Многие махали нам рукой. Ромик, Марик, Денис…
    Первый раз за две недели мы ужинали в пустой столовой. Никто вокруг не галдел, не переговаривался, обсуждая матчи, не прикрикивал на расшалившихся Серёга. Только повара за раздачей гремели посудой.
    В день нашего приезда Квасов приписал нас к команде «Арсенал» из Харькова. Мы познакомились с тренерами и ребятами, привыкли к ним, болели за них. Вчера Харьков проиграл одесскому «Черноморцу».
    Ещё вчера…
        - Кому мы проигрываем! Давайте! – кричал Митрофаныч, подбадривая своих.
        - Опять локомотивное депо завелось, - ворчал врач Игорь на дудки болельщиков Одессы.
        - Вот вредитель! Упал, как в постель! - орал на вратаря Серёга.
        - Марик, только не в самолёт, - говорил Митрофаныч, наблюдая, как Марик собирается пробить штрафной, а над стадионом прочерчивает белую линию пролетающий самолёт.
    Марик, Ромик и Денис – это была неразлучная троица. В столовой они сидели за одним столом, на пляже втроём ходили за мороженным, втроём гуляли по посёлку.
    Марик высокий, невозмутимый. Лицо его постоянно сосредоточенно. Играет он на месте левого защитника, играет без фантазии, но честно, за мяч борется до последнего.
    Ромик – полная противоположность Марику. Маленький, худенький. Когда сидит, на трибуне, в столовой ли, всегда переплетает узлом длинные худые ноги, точно они совсем без костей, пластилиновые. Постоянно щёлкает семечки.
        - Не налегай на семечки, - говорит ему доктор Игорь Владимирович.
        - Да, я и не налегаю, - отвечает Ромик своим писклявым, как у девчонки голосом, и продолжает щёлкать.
        - Не налегай, я сказал, - повторяет Игорь. – Дыхалку собьёшь.
        - Я не налегаю, - возражает Ромик.
        - Хватит, говорю тебе. Сейчас в ухо дам! – не выдерживает Игорь.
        - Сам же лечить будешь, - отвечает Ромик по-прежнему спокойно и невозмутимо.

    На поле Ромка всегда лучший. Он азартен и авантюрист. Постоянно лезет на рожон, за что и получает. Он маленький, силы не хватает, и его часто толкают, сбивают. Но он упрямо идёт на ворота и забивает. Назло всем.
    Последний в этой компании – Денис. Он всегда с Ромкой и Мариком вместе, и в то же время отдельно. Денис симпатичный паренёк, светленький. С нами он познакомился первый. Захотел и познакомился, не переглядывался с другими, не шушукался, а просто подошёл к взрослым девушкам и, ничуть не смущаясь, спросил:
        - А вы кто?
    Денис гордый и независимый, это чувствуешь сразу. Но играет он последнего защитника, исправляет ошибки других, он отвечает не только за себя, а за всех. Вне поля Денис молчалив, во время игры же покрикивает, руководит. И его слушаются, огрызаются очень редко. Денис – капитан команды.
    И вот двадцать седьмого июля они идут к автобусу, машут нам руками. Когда мы их ещё встретим и встретим ли? Они изменятся, возмужают, будут говорить низкими мужскими голосами и смотреть на нас сверху вниз, потому что вырастут. И узнаем ли мы их тогда.

    Последним заходит в автобус Женька, рослый паренёк с вьющимися русыми волосами и большими светлыми глазами. Когда Марина, разговаривая с ним, спросила:
        - Какой у тебя номер? – имея в виду номер на футболке, он улыбнулся и переспросил:
        - Телефона?
        - Все? – спрашивает Серёга.
    Двери автобуса закрывается, фырчит мотор. Харьковчане уезжают. А наш поезд завтра, после обеда.

    01.10.2004.

наверх>>>