Proza5  2005 ОКТЯБРЬ-ДЕКАБРЬ №4

И. З.

Проза

ПОЧТИ БЕЗ ЛЮБВИ
Этюд №2

(Этюды №№ 6, 5 >> и Этюды №№ 4, 3 >> читайте в предыдущих номерах)

    Когда в удвоенные ее присутствием минуты, в минуты совместного творчества ты послушно вздрагиваешь на телефон, когда прибегаешь к помощи заоконного дождя, радиомузыки или меткого аперитива, если между речью твоей и молчанием проскальзывают искры испуга, если мысль не поднимается выше плата самовосхвалений, а река памяти моет из омута затхлых анекдотов, то не жди от меня ни жалости, ни оправдания, ибо кто обещал выжечь видимый мир беспокойным дыханием страсти? Она? Впрочем, жалости тебе сколько угодно, но она - учти - унижает, лишает воли и троп к утерянному. То же я повторю поэту: выруби не принадлежащие тебе часы и электричество, будь в своем доме как бывалый путешественник - в провинциальной гостинице, о друзьях думай столько же, сколько о пропитании и деньгах, а любимую принимай с тем же смирением, что и смущающую тебя смену дней. Несколько иначе для прочих: покорись избранному делу, и основная тема твоего бытия приведет за собой то ослепительное множество прежде непокоренных нюансов, ту удивляющую постороннего гамму цветов и оттенков, что не вмещают ни сны влюбленных, ни фантазии порочных поэтов.

    Измена времени года. Были сугробы и темно, теперь слякоть и солнце. Глаза у девушек заблестели. Осознав, что искусство тоже тлен, преклоняюсь перед событиями не фиксируемыми, неповторимыми и видимых следов не оставляющими. Многое из того, что должно было быть здесь, на бумаге, - верну устно. С реальностью - в поддавки.

    Поведать эту историю вдохновила меня поэма Абу Мухаммада Али ибн Ахмада ибн Хазама "Ожерелье голубки", точнее та глава ее, где рассказывается о полюбивших во сне. Прямой связи с ней, с великолепной песней мусульманской Испании искать не стоит, ибо достаточно того, что слова ее и мелодия собрали душевные силы, удалили сомнение и вернули меня к священному и почти забытому обряду традиционного письма. В дань, в благодарность, я сохраню две чуждые мне особенности: постараюсь - во-первых - без искажений передать то, что случилось со мной на самом деле, а во-вторых, во-вторых - как сумею - да поможет Всевышний - украшу добротную ткань произведения тонким восточным возбуждающим глаз узором. То есть попытаюсь говорить тем возвышенным слогом, что таит в себе опасность скатиться к вычурности, напыщенности и вызвать приторное отвращение; что требует ровного дыхания и предельной точности в выборе разрозненных и будто бы не связанных между собой эпизодов. Да простит меня доброжелательный читатель.

    Судьба соединяла меня с замечательными женщинами, дарила радостью и болью, но более всего до сих пор страшна мне не молниеносно нанесенная рана, а долгая вялотекущая неотступная ревность, печаль, связанные с именем той, которая действует сильнее супружеских уз, формальных обязательств и истинных клятв.

    Неприметный, тихий снегопад в ночи, что виден наблюдателю лишь в свете фонарей, и тогда, когда ко всему прочему свободен и пьян; чаровница-природа возвращает вас к инфантильным снам и мультфильмам, ее власть вы ощущаете сейчас яснее, чем цепи завтрашних проблем. Итак, характеры раскрыты. Вернемся к сюжету, за которым никто не следит.

    Начинался серьезный, дающий надежду на будущее роман, я предал муз и друзей и даже занялся поиском работы, ибо эта фантастическая девушка умела и такие простые вещи, как уборка квартиры, стирка, заполнение бланков и - даже - отслеживание книг и культурных событий.

    Вы находите, что подобные детали присутствуют здесь как после дурного дня непроверенное снотворное? Вы считаете, что ее качества довольно обыденны и нашего внимания не достойны? Вы упрекаете меня в косной приземленности? Жаль; я так долго мечтал о приземленности; я слишком устал от ни к чему не приводящих признаний, красивых слов, бессмысленной лести; у меня у самого всегда наготове обширный персидский разговорник, и многие изысканные принцессы столицы слезно и на коленях просили перевода моей лирики на доступный современный язык. Проще говоря, мир улыбался и подмигивал, мир вроде бы сдался, но, но позвонила та, ради которой мы теряем время молитв, ради которой встретились среди этих ненадежных и ветреных страниц, ради которой я отвернулся от проявляющегося будущего, бросил любящее меня существо, не одно, не одну; одну оставил в равнодушном к живому дыханию кабинете и сорвался туда, где сказали:
        - Прости. Никогда не думала, что придется просить о чем-то. Мне нужна помощь. Приезжай.

    И продиктовала адрес.
        - Что случилось?
        - Ни-че-го.
        - А зачем тогда…
        - Хочешь - уезжай.
        - Мне трудно говорить об этом, но там понятия не имеют где я, ждут и переживают.
        - Да: езжай.
        - И все-таки: что случилось? Ты странно выглядишь.
        - Муж меня бросил. Не выдержал. Моего поведения. И ты не сможешь.

    На следующий день, а может - через неделю, опустошенный, сам себе ненавистный, я ехал в будничном вагоне метро домой, где караулил меня запах разлагающихся новелл и невыполненных обещаний.

    В черноте вечера кружился искренний и чистый снег, визг играющих детей, шум въезжающих во двор и в гаражи машин, по радио активно рекламировались клубы, где и как лучше провести четырнадцатое - день всех цветных - февраля, я наполнялся неприязнью к католическим святым и календарю, пара растаманских одиноких затяжек и - .

    С порога, без приветствий, без полуслова, полезла целоваться. Не радость предвкушения, но полноценный восторг встречи. Большего не требуется. В ту ночь, кажется, вообще не звучала ни чья речь, если не считать ее просьбы принести воды и моих сонных ругательств по поводу убежавшей под кровать зажигалки. Но не для эротоманов на этюд легли бледная тень и линии утренних лилий, а тем, кто ищет в дыхании и моментально ускользающих следах борьбы новых подтверждений существования того ирреального утомляющего фаворского света, что на самом деле есть матрица любого рисунка, любой, - м, м, а-а - попсовой песни.

    Невозможно отпускать ее.
        - Ты хоть сколько-нибудь любишь меня?

    Какой черт на языке танцует?
        - Ты дурак?
        - Н… да.
        - Жаль. Я-то думала тебя нельзя обманывать. А ты, оказывается, как и большинство мужиков, ведешься на объяснения, цитаты, сказки и лесть. Люблю. Ты славный. Других таких я давно не встречала. Доволен?

    Мышка моя ненаглядная, убить тебя мало, вот что. Женился бы на равной себе. Да не ты ли чета мне? Не только чувства, но и всякий твой жест предельно противоречив. И искренен. Хрупкие коготки твои умеют держать добычу.

    При видимой беззаботности, непринужденности, при воздушной беспечности движений, в минуты самой легкомысленной болтовни ее ирисы оставались словно бы подернуты защитной поволокой, неземным туманом; такие глаза, думаю, бывают у погонщиков верблюдов, привыкших к однообразию пустыни, солнцу и зною. Но я ни разу в жизни не пересекал песков, не водил караванов, поэтому скажу лучше, что подобные взоры мы встречаем по выходе из метрополитена, в слякотный пятничный вечер, когда уставший народ бессмысленно и привычно упирается в ботинки да понуро бредет к опостылевшему спасению - к телевизору, столу, ссорам. Порою эти тусклые зрачки озарялись фантастическими всполохами: так срываются к возникшему на горизонте миражу, так парализует разрезавшее осенний город чудо, незапланированный салют, приближение невозможной кометы, извержение Везувия, в конце концов так приветствуют долгожданную весть.

    Да, развратный голодный блеск на фоне безликой непричастности к действительности, к происходящему, повергли меня в великое смятение: в сердце разом оживали непреодолимая похоть и почти священная, ничем невыразимая, высоко летящая нежность. Ох. Безукоризненные, надмирные очарование и двойственность.
        - Оставайся жить у меня.
        - Зачем?
        - А зачем ты приезжаешь?
        - Тебе это нужно.

    Мне?!!
        - А тебе, разве, это не нужно?
        - Не так, как тебе… Но здесь хорошо. Спокойно. Мне иногда не хватает именно тишины. Такое со всеми бывает. Не ищи во мне тайн. Я много скучнее, чем ты себе воображаешь.

    Самодостаточное, деятельное тело, пока молодо, без труда, играючи, собой заслоняет и мир, и то, что вне его. О внутреннем устройстве женщины известно столько же, сколько о споре сатаны и Бога.

    Словно снежный ком катится по головам попсовая культура; или, нет - кружит роем бабочек-однодневок, веселит глаз, на лету совокупляется, рожает, рождается и тут же умирает и прихотливыми и хрупкими телами - под ноги прохожих. Бестолково порхает, куда-то вечно торопится, да не куда-то, а к просторам полей светлых, к благоуханию цветов; или, впрочем, ещё точнее, ешё лучше: массовая мода - это воды одной реки, самый верх тяжелых глубинных течений: когда бриз, когда темные волны, когда сверкающий солнцем водопад. Но начала, направление - общие, и эта искрящаяся гладь, рябь, радужный фейерверк брызг, что касаясь воздуха играет с кричащими чайками, отражает небо и т.д., и т.п., несется туда же, куда и весь неторопливый поток.

    К не сковываемому льдами океану.

    Так.

    Но какое отношение имеет данный отрывок к нашей теме?

    Период стуж, и все бабочки куда-то запропастились, скошенные луга скрылись под непроходимыми снегами, а от самых роскошных рек остаются лишь серые мосты да пробуренные датыми рыболовами лунки. Так: если её берега и украшал сменяющийся вслед за модой пейзаж (пирсинг?), то … … … течение моментально унесло меня к диким водоворотам, и без долгого сопротивления я утонул. Безвозвратно.

    Скажу ли, что душа её с одинаковым безразличием поглощала всё окружающее, или сочиню что-нибудь про мистическую воронку, засасывающую мир нематериальный, или скажу, что глаза (а вы о чём думали?) её были тем океаном, куда устремляются и где пропадают целые цивилизации, - противоречия не возникнет: утопленнику нет дела до неудобств, насмешек или гибельных рифов. И о меч-рыбу умолчу.

    Да: стерегите души своих возлюбленных, плотно зажмите им уши, когда начнётся, когда начинается песня подлунных скитальцев, песня, точь-в-точь отражающая гибельный путь мой.

    Мог бы без умолку (в магазинах продаётся недорогая лимонная кислота, но существует и дорогая и совсем не лимонная кислота, и она совсем не то, что ищут некоторые пытливые экспериментаторы) говорить о ней, только о ней, ибо её непредсказуемые вращения разбили многие мои надежды, планы, дружбы, привязанности, семена влюблённости, - из чего заключаю, что редкое присутствие её в доме моём никогда не было случайностью, но неподвластным рассудку параграфом закона, точно просчитанным сценическим жестом; словно агент страшной мистической секты она плавно вливалась и изменяла ход событий, в которых, от которых я ждал не то что бы выгоды, но всё-таки, всё-таки, всё как-то не так после и до, всё как-то наискосок. Нет, я нисколько не обвиняю её, более того, я уверен, что она и не подозревает о воздействии своих созвездий на цвета моих светофоров; и неведомая сила, излучаемая ею в присутствии тех, кто смел останавливаться на пустых и безопасных перекрестках, та сила, что своевольно соединила нас, так же была сокрыта от её естества, как и от моего понимания. Да и вряд ли это так, как написано.
        - … так просто? Но ты же ничего совсем обо мне не знаешь.
        - Разве? А я думала, что мы можем обходиться без тех слюнявых фразочек, которые обычно… Думала, что нам обоим давным-давно всё известно.
        - Например?
        - Да вот же: я вижу где ты находишься, как готовишь и… Не достаточно? Или тебе интересно, какой я предпочитаю шампунь? или кто еще меня трахал? или люблю ли я смотреть на звезды? считать их? складывать и вычитать? боюсь ли я щекотки? А мог бы ведь и сам догадаться. Это же просто.
        - Да. У тебя все легко и просто. А что если у меня ревнивая жена? А что если она тебе кости переломает.
        - Ревнивая жена? Кости? Не впервой. А какое, собственно говоря, нам до нее дело, если она сейчас с другим?
        - Не с другим.
        - А с кем же?
        - На работе.
        - Вот. А ты со мной. Можно я душ приму? У тебя, кстати, найдется хотя бы одно чистое полотенце?Уж не демон ли передо мною? Не оборотень ли отправился в ванную, и во что он там перевоплотится? Не выдерживаю, и когда вода стихает, нагло и с напускной небрежностью вхожу следом. Она сосредоточенно бреет ноги.
        - Что, не терпится?
        - Да нет, я так. Извини.
        - Не уходи. Мне скучно одной. Идиотское занятие. И никогда не знаешь, что и где у тебя вырастет в следующий раз. Хочешь, вот тут все уберу?
        - Нет, наверно.
        - Правильно. А то не очень приятно…
        - Хочу. Сбрей.
        - Слушаюсь и повинуюсь.

    Я не ошибся: жилище мое посетил чудный чертенок. Когда же я расставался с ним, расставался надолго, на томительную неизвестность, меня сокрушали приступы ненависти, ненависти к миру, ко времени, к слышимой мной чужой речи, к повседневным обязательным делам; я ревновал её ко всему человечеству, и причин ревновать и ненавидеть хватало с лихвой. Но сейчас передо мной стояла обычная, лишенная демонических чар женщина, женщина, чуть удивленная своей природой, своей физиологичностью; обнаженная, в свете матовой лампы и таких же белых плитки и раковины, ничем не защищенная, не поддерживаемая, она не возбуждала теперь, но ярко отраженная, внезапно узнанная, со всех сторон понятая, прощенная и принятая со всеми своими - твоими - такими же, как у всех - недостатками, она вызывала желание одеть её обратно, наделить магнетизмом стиля, скорее вернуть ей недостающую и томную мелодию полутеней и тканей.

    Преспокойно, не обращая на меня ни малейшего внимания, она оделась, мы вернулись на кухню. О, врожденные чуткость и виртуозность, со мной творится что-то неладное: раздеть тебя, разорвать на части, раздать бездомным псам, а из брошей, кофточек, чулок и трусиков устроить умопомрачительную инсталляцию, выставку, мировое турне, подтверждающее, что фетиши весомей их владельцев.

    Я хотел, я жаждал ее каждой клеткой, и - видит Бог - не одна она ощутила возникший ток, но и окружающие нас, оживающие предметы: падающая посуда, шторы, стол, табурет, пол. Дальше начинается шаманский танец, о котором принято почтительно умалчивать. Эротичность сцен и интерьера, или - пусть - натуралистичность порно - дозволительный предел, небезопасная черта и, вместе с тем, защита от потустороннего, животного, инфернального, божественного. Туда мы не ведем вас. Мы немо наслаждаемся пробившимся сквозь тюль предзакатным пыльным светом.

    Не много Создатель дарует нам встреч, но полнота их и насыщенность способны увести мою речь в бесконечность; иной на моем месте - не будь он поэт - задохнулся бы от счастья, вытянул бы очищенное от сомнений чувство в долгую тонкую серебряную канитель и посвятил бы остаток жизни созданию изящных безделушек, но я стал бы не я, когда б поступил так же. Похотливый мальчик во всяком жесте, во всякой паузе читает намек об одном, зрелый же муж по остановившемуся взору этого сорванца узнает о рождении будущего подвига, - так и вы по представленным мной эпизодам дополните их до целого. Я, жалкий подражатель ибн Хазама, не гипнотизер и не врач, мало волнуюсь за возникший в вашем воображении образ, и - далее - без подсказок, без тайных знаков, без проводников, ибо не отвлеченный предмет заставляем меня петь, но наполняющий верой горный родник, что так необходим и так недоступен сидящим на диване.

Этюд №1

    Предположим, была зима, падал снег; кому так, кому буднично светили фонари; холодным, не очень поздним февральским вечером по центру столицы бесцельно и устало шлялась пара молодых людей: он и она. Да: он и она; двое, но не пара. Его оставим неизвестным, то есть безымянным, т.к. автор знает ровно столько, сколько поведала о нём Н...

    Н. честно жила с мужем, муж имел приличный заработок на непонятной работе, статус кво и достаточно чёткие планы на будущее. Так. Дальше: в неё влюблён некто посторонний, периодически болтает с ней по телефону и - ещё реже - встречается. Между ними ничего, что некоторые подозревают, не происходит, не происходило и, вероятно, не произойдёт. Муж осведомлён о его существовании, но доверяет не сплетням, а жене. Тот же, третий, случайный, так влюблён, что ни на что, кроме редких необязательных и наивных встреч не претендует. Сказка? Похоже на то. Тянутся своим чередом месяцы, а может и годы. Постепенное и планомерное улучшение семейного быта, поправимые неурядицы, привычные общеизвестные радости и сюрпризы, обыденная рутина и, ни с того, ни с сего, эпизод, что повлёк за собой совсем иной сюжет.

    Случай с Н. я прежде всего поведал своей сестре.
        - И ты хочешь из этого делать рассказ?
        - А почему бы и нет?
        - А этот, который левый, он что - совсем нищий?
        - Как ты угадала? Почти. Муж Н. столько за день зарабатывает. Согласись: не серьёзно.
        - Тебе писать нечего?
        - Ну.
        - Тогда вот что напиши: повесть. Слушай суть.
    (Обычно я от подобных предложений дурею, темнею и закрываюсь, но небесный гуру намекнул, что предложения - хороший знак, твоему таланту доверяют, нужно уметь или хотя бы учиться из всех тем делать это, тем более когда их навязывают любящие тебя и литературу.)
        - История про девушку, которая опаздывает на свидание. Бежит, спотыкается, влетает в метро, в вагон, усаживается, ждет. Сидит и ждет. Сидит и ждет. Достала книгу, полистала, почитала, а поезд никуда не трогается. Входят люди, выходят, а ей на свидание нужно, у нее времени нет, а машинист спит. Напишешь?
        - Ну а дальше-то?
        - Не догадываешься?
        - А ты?
        - Я - догадываюсь. Нужно сделать изящный вывод. Что-нибудь типа того, что вся наша жизнь это вагон, который ни к чему не прицеплен. Заходим, выходим, ждем, нервничаем, думаем, ругаемся, извиняемся и - ничего. Ни-че-го. Понял?
        - А без морали можно? Терпеть не могу никаких сентенций.
        - Можно без морали. Только на одних эффектах далеко не убежишь.
        - Ладно, уговорила. Но вот не понимаю: чем это твоя история лучше моей?
        - Как - чем? Она же приключилась со мной. А не с какой-нибудь там Н. Это я опаздывала, и это от начала до конца чистейшая правда. И я, в отличие от некоторых, долго размышляла о жизни, о семье, о преданности. И вообще.
        - А-а-а. Хорошо, попробую.
        - Честное слово?
        - Ом мане падме хум.
        - Про выводы не забудь. А то без них всегда много непонятного остается. Даже порой кажется, что автор не в своем уме, или на него во время работы какое помутнение нашло.

    К этой поучительной истории мы обязательно вернемся в следующих трудах, а сейчас займемся тем, ради чего собрались.

    Снег, и ветер, и усталые, скрывающие лица прохожие. Он и она возвращаются с вечернего спектакля.
        - Ты из-за театра так расстроилась?
        - Да нет… … …

    Из-за театра тоже, но приглашал - во-первых - он, а во-вторых таких расстройств - на каждом шагу - вереница, обсуждать их, обсуждать их - значит выносить себе приговор в безвременной, скоропечатной старости. Увольте. И он, и она терпеть не могли бесед о грубости мира и словам предпочитали молчаливые прогулки.
        - Ты не замерзла?
        - Нет… так… немного… Пить почему-то хочется.
        - Так давай купим чего-нибудь. Вон - на той стороне - ларьки. Горячего или холодного? Может, там кофе торгуют?
        - Да ладно. Лучше уж дома. Домой хочу.

    Ей лень и неохота тащиться до перехода, затем по обратной стороне возвращаться почти досюда, затем вновь…
        - Слушай, давай, - интенсивно берет ее под руку, - в ресторан зайдем. Вот же он, рядом. И переться никуда не надо. А? Зря он здесь, что ли? Идем.

    Она устала. Она плохо соображала. Она вяло сопротивлялась.
        - Но у меня почти нет денег с собой. На ресторан не хватит.

    Она чуть не сказала, что с ним, с его внешностью, из обоих не впустят, что станет неловко и глупо и т.д., но они уже у дверей, уже сдают верхнюю одежду, уже поднимаются неспешно по сномическому винту ступеней.
        - Во-первых, еще кое-какая мелочь у меня осталась, во-вторых, - прости, - я тебя не ужинать приглашаю, а просто погреться, и, в-третьих, в третьих - они, например, тоже чего-то боятся. Нас, театра, собственных привычек, вопросов, посторонних глаз, государственного переворота, конкурентов, подмоченной репутации.

    Нет, читатель, не жди ни чуда, ни подвоха, ни грязного фарса. Вполне приличное, уютное, более напоминающее дорогое кафе, нежели старый ресторанный размах, заведение. Посетители, благодаря атмосфере и времени, малоприметны: дневные и праздные уже разошлись, а ночные завсегдатаи ещё в пути. Официант, молниеносно оценив вошедшую пару, без балаганного подобострастия подает меню (а может иначе они ведут себя только в кино? может он и сам такой же, как наш герой? может у них тонкие психологические инструкции, тесты, пластика и духовный опыт?). Он легко и спокойно пробегает список блюд, просит два мороженых. Заказ принят.
        - Мороженое оно ведь тоже жажду удаляет. Тебе стыдно за меня? На коктейль не хватило бы. Ну что же ты такая печальная сегодня? Глянь, какие на витражах павлиньи хвосты отсюда яркие, а я с улицы думал, что это абстракция а ля Филонов. Я ведь в первый раз в ресторане. Улыбнись. Великолепный вечер.
        - Ве-ли-ко-леп-ный. - То ли по инерции, то ли действительно соглашаясь, повторила она вкусное слово и медленно, как-то таинственно, как-то проникновенно, будто признаваясь в давно успокоившемся, но не угаснувшем чувстве, добавила:
        - Снаружи цветы мирового расцвета, а изнутри - бордельный лубок… А я тоже первый раз здесь. В ресторане. Впервые в жизни. Правда. Спасибо тебе.

    Звучал поздний, вконец опопсовевший, сентиментальный, но ностальгически-милый "Флойд", кто-то сам с собой играл на бильярдном столе в карамболь, охранник с видом чересчур делового и занятого человека отгадывал бесплатные кроссворды, что вместе с рекламой достигают всех цивилизованных уголков планеты, боевое оружие его небрежно раскинулось на соседнем диване, принесли две порции мороженого и с ними - бокалы какой-то пестрой бурды.
        - Мы больше ничего не заказывали, - резко напомнила Н.
        - Коктейль от нашей корпорации. Фирменный. Вот проспект. Содержание этилового спирта не более 2,5%. Бес-плат-но.
        - По какому поводу?
        - Без повода. День такой.
        - И часто у вас такие дни?
        - Нет. Только сегодня и только для вас.
        - Я же говорю - день странный.
        - А в театре пытались доказать, что чудес не бывает.
        - Чудес не бывает.
        - Бывают психостимуляторы и галлюциногены.
        - И общество по защите прав потребителей.

    О том, как долго они дегустировали сей веселый (а он таким именно и являлся) напиток, о чем говорили, молчали ли, как возвращались, прощались и о чем условились - не знаю, не интересовался, но ничем почти не примечательная эта прогулка оборвалась тем, что Н. на следующий день круто, разом и навсегда разошлась с мужем. Я спрашивал ее о причинах и, разумеется, как и вы, думал, что она свела свою жизнь с тем неизвестным, который сказал:
        - Все просто. Видишь: вон сидит уверенный в собственной безопасности секьюрити, а вон валяется его автомат. Можно жить как киногерой - насыщенно и быстро, но… вот только бы знать - зачем?

    Но Н. ответила мне:
        - Нет. С ним мы по-прежнему встречаемся ни больше, ни реже. И он, кстати, до сих пор не догадывается, что я - одна.
        - Так почему же…
        - Не знаю. То есть знаю, а объяснить не могу. Ну, понимаешь, я а в одно мгновение, в один миг вдруг ощутила мелочность всех наших планов. Как тебе сказать? Муж никогда не посмел бы даже такси остановить, если бы не был уверен, что завтрашний распорядок не пострадает. От чего отказаться? От положенной чашки кофе? Не о том я. Да: вот: я уже и забыла, что такое гулять свободно. В том ресторане у меня душа отогрелась, понимаешь? Я обратно ребенком стала. Тьфу, как все запутанно и противоречиво. Совсем не ребенком, а по-настоящему взрослой, самостоятельной, сильной. Заешь клубничным вареньем, вот. Сама готовила.
        - Извини, а он-то, твой друг…
        - Не спрашивай. Он - сумасшедший. А у меня - работа. С ним же все к чертям собачьим полетит.

    Чего не получается, так это завершить повествование сестринским сногсшибательным выводом, потому предлагаю - по обыкновению - не относящиеся к делу размышления:

    Предположим, что …………….. ………………….. …………………. …………. ………………. ……………………….. ……. ……………. .
        - Я не пойму: ты кто: тот брошенный или сумасшедший? Судя по первоначальным намекам - ее ухажер, по жалкой ограниченности эпилога - обиженный муж. Где правда?
        - Я - автор. То есть и тот, и другой, и интерпретация событий. А вот Н…. Н. - энергия, дарительница темы, моя сестра.
        - Я так и думала. Ясности от тебя не дождешься.


    Москва, март 1998 года
наверх>>>

Copyright © 2003-2005 TengyStudio All rights reserved. 2005 ОКТЯБРЬ-ДЕКАБРЬ №4