И. З.

    Город среднерусской провинции. В бывшем Доме Культуры обосновался местный рок-клуб.
    На сцене пятеро мужчин доигрывают свой концерт. Всем им уже за сорок. Долгое гитарное соло смешивается с жёсткой барабанной партией. Вокалист прижимает микрофон к груди, закрывает глаза и в полной неподвижности дослушивает последние аккорды. В его длинных, крепких и густых волосах пятьдесят процентов серебра.
    Происходящее на сцене похоже на пародию выступлений западных коллективов начала восьмидесятых. Но когда закрываешь глаза, то понимаешь, что мужчины играют добротный хард-рок. Такое не стыдно завести даже на радио, в какой-нибудь специальной программе. Да, эти мужчины работают давно, профессионально и с любовью.

    Под звон тарелок музыканты покидают сцену. Последним удаляется ударник. В зале раздаются аплодисменты и несколько коротких свистков. На бис группу никто не вызывает: публика через минуту забывает, что она делает здесь. Все торопливо движутся к выходу.

    Зал пуст. Пара молодых парней быстро проходятся по рядам и собирают в пакеты пустые бутылки и попавшийся мусор.
    На предпоследнем ряду, почти у выхода, сидит девушка. В руке у неё тёмная роза с очень длинным стеблем. На соседнем сиденье рюкзак.
    Парень, что проходит через пару рядов от неё, останавливается, спрашивает:
        - А ты чё здесь?
        - Я Ростика жду.
        - Ростика? - Парень смотрит на розу и после небольшой паузы спрашивает, - фанатка?
        - Ну... вроде того, - и она коротко и нервно смеётся. Видно, что она устала.
        - Долго ждать будешь... Пройди лучше туда, за кулисы...
    Девушка, робко:
        - Может, я лучше здесь подожду... Можно?
    Второй парень кричит от сцены:
        - Если дождёшься, проку от Ростика будет мало. Иди сейчас, чего время терять.
    Девушка встаёт, забирает рюкзак, направляется к сцене.

    На старом, крашеном и обшарпанном столе стоит бутылка "Белого аиста", разномастные рюмки, нарезанные яблоки, сыр и хлеб.
    Ростик, что стоял на сцене с микрофоном, теперь разливает коньяк. Девушка видит его сутулую спину и слышит его голос:
        - Вроде неплохо отработали.
        - Нормально.
        - Ага, бывало и хуже.
    На последнеё реплике все смеются и тянутся за рюмками.
    Синхронно выпивают, тянутся кто за какой закусью.
    Один из музыкантов смотрит на прислонившуюся к дверному проёму девушку. А девушка в свою очередь неотрывно смотрит на спину Ростика.
        - Между первой и второй... - бодро предлагает один из музыкантов, и Ростик вновь берёт бутылку.
    Тот, что заметил девушку, говорит:
        - Ростик, кажется к тебе. - И кивает туда, где стоит вошедшая.

    Ростик оборачивается, внимательно приглядывается к гостье, делает пригласительный жест бутылкой, полувопросительно предлагает:
        - Присоединяйся?
    Девушка оставляет на полу рюкзак, подходит к столу, протягивает Ростику цветок, который и поставить-то здесь некуда.
    Ростик, плохо скрывая радость и своё над остальными превосходство, глупо спрашивает:
        - Мне?
        - Тебе, - спокойно отвечает девушка.
    Ростик вглядывается в её лицо.
        - Наливай-наливай, маэстро, - разбивает возникшее молчание один из соратников.
    Ростик наливает и, не глядя теперь на девушку, спрашивает:
        - Мы знакомы?
        - Вполне возможно.

    Мужчины один за другим - по мере наполнения - поднимают рюмки и ждут, когда к ним присоединится маэстро. Но маэстро не торопится. Его, кажется, несколько напрягает возникшая ситуация.
        - И где мы могли встречаться?
        - Да мало ли где! - бесцеремонно встревает один из. - Мир велик!
    Девушка, не обращая внимания на реплику, отвечает:
        - Допустим, в Муроме.
    Самый бесцеремонный восклицает:
        - Ростик, когда ты успел смотаться в Муром?!
    Другой напоминает:
        - Да он там жил.
    Третий замечает:
        - Когда это было? Тыщу лет.
    Четвёртый:
        - Совсем старые стали? Мы же прошлым летом там два концерта отработали.
        - Точно! - Лицо Ростика проясняется, он протягивает девушке рюмку, - тебя как звать-то?
        - Яна. Допустим. - Она берёт рюмку и, не дожидаясь мужчин, выпивает.
    Мужчины коротко переглядываются, вместо чока приподнимают рюмки, Ростик успевает сказать:
        - За Яну.
    Выпивают и четверо мужчин, проведя костяшками узловатых пальцев по губам и переносицам, почти хором повторяют:
        - Допустим.

    Осенний вечер. Солнце уже спряталось, но ещё не совсем стемнело.
    Музыканты стоят на ступенях Дома Культуры. У троих из них гитары в кофрах, у одного зачехлённые тарелки на плече, Ростик держит перед собой розу малопонятного цвета, за спиной у Яны потёртый рюкзак.
        - Может, в "Старую Трапезную"? - предлагает один из гитаристов.
        - Это кабак? - спрашивает Яна.
        - Кабак. Но вполне приличный.
        - Я хочу прогуляться, - говорит Яна, - с маэстро.
    Ростик в некоторой растерянности глядит на своих музыкантов и пожимает плечами.
        - Ладно... Мы будем некоторое время там. - И мужчины, не задерживаясь и не прощаясь, уходят.

    Ростик и Яна в молчании идут по парковой аллее.
    Ростик всё приглядывается к девушке, замечает:
        - Такое впечатление, что ты очень устала.
        - Я замёрзла... И очень хочу есть.
        - Так пойдём к ребятам! - восклицает Ростик.
        - Нет. Ты напьёшься.
        - Откуда... Да с чего ты это взяла?
        - Знаю.
        - И что ты предлагаешь?
        - Пойдём к тебе.
    Ростик смотрит на часы:
        - Хорошо, но надо в магазин успеть. Куплю каких-нибудь пельменей. У меня шаром покати.

    Охранник в дверях магазина выпускает последних покупателей.
    Ростик просит его впустить. Яна стоит поодаль.
        - Ну всё, всё уже. Прошвырнись до ларька.
        - Сань ты же меня знаешь. Пусти.
        - А толку? Кассу уже закрыли.
        - А на кассе кто? Любка?
        - Ну, Любка.
    Ростик наклоняется к уху охранника и что-то шепчет. Охранник оглядывается на Яну и нехотя открывает перед Ростиком дверь.
    Яна лениво пинает ногами листву. Охранник, забыв о своей работе, разглядывает Яну. Не удерживается, спрашивает:
        - Ты с Торговых рядов?
        - Нет.
        - А откуда? С цыганского микрорайона?
        - Я из Мурома.
    Охранник присвистывает.
    Появляется Ростик. Прижимает к груди батон, пачку пельменей, майонез, бутылку азербайджанского коньяка. Весело сообщает:
        - Представляешь, сволочь какая: пакет не дала.
    Яна даже не пытается ему помочь. Яна холодно спрашивает:
        - А роза где?
    Ростик задумывается и отвечает:
        - Вот чёрт. На прилавке оставил.
        - Мм, понятно.

    Идут вдоль блочных пятиэтажек. Яна несёт батон. В одной руке Ростика бутылка, в другой пельмени; из кармана куртки торчит майонез.
        - А это правда, что за тобой КГБ следило?
        - Ого, ты даже такие подробности моей биографии знаешь?
        - Так ты об этом в каждом интервью рассказываешь.
        - Ну, не в каждом, - обиженно тянет Ростик и воодушевлённо добавляет, - много они мне крови попортили. Видишь, вся голова белая.
        - А семья у тебя есть?
    Ростик отвечает не сразу, он приглядывается к Яне и сам спрашивает:
        - Что ты подразумеваешь под словом "семья"?
        - Что и все. Жена... дети.

    Ростик останавливается у подъезда и, глядя Яне в глаза, говорит:
        - Помнишь, что сказал Христос, когда ему сообщили, что за порогом стоят его родители?
    Яна не отвечает. Ростик, после внушительной паузы и долгого проникновенного взгляда продолжает:
        - Он сказал: "Где матерь моя и где дети мои?" Обвёл собравшихся своим взглядом и добавил: "Вот матерь моя и вот дети мои". Приблизительно так всё и было. Поняла?
    Яна не отвечает.
        - Ладно. Пойдём. - Предлагает Ростик, зажимает пельмени под мышкой и открывает подъездную дверь.

    Ростик на кухне. Высыпает в кипящую воду пельмени, смотрит неотрывно на дверь, свинчивает с бутылки крышку, наливает четверть стакана, махом выпивает, отламывает от батона горбушку, кричит:
        - Через две минуты всё будет готово!

    Яна в комнате Ростика. Переходит от одного плаката к другому. На всех - с группой или без - Ростик. С двадцатилетнего, вероятно, возраста до наших дней. Яна не замечает разбросанных по всем углам журналов, не замечает скомканного белья и и другого аморфного хлама. Она внимательно вглядывается в меняющееся лицо Ростика, останавливается перед настенным календарём за 1982 год (с его же портретом) и кричит:
        - А что ты делал в восемьдесят втором?
    В дверях появляется Ростик, смотрит на календарь, ностальгически объясняет:
        - О, это в Москве. Был фестиваль международной дружбы. Мы выступали на открытой площадке. Это тогда называлось ВДНХ. За мир пели. А после нас - Дин Рид. Представляешь себе такое?
        - А КГБ?
        - Что ж... - Ростик вздыхает, - иногда приходилось наступать на горло собственной песне. Время такое было. Пойдём есть.

    Пельмени уже разложены по тарелкам. В стаканах - на два пальца - чайного цвета пойло.
    Яна поливает пельмени майонезом и тотчас принимается за еду. Ростик слегка ударяет своим стаканом по стакану, что стоит перед Яной, выпивает, неторопливо нанизывает на вилку пельмень.
        - Чайник поставить? - спрашивает Ростик.
        - Чайник???
    Но этот ответный вопрос задала совсем не Яна.
    В дверях стоит ещё одна девица, хиппового и потрёпанного жизнью вида, ровесница или чуть старше Яны.
        - Что ж, поставь чайник, - грубо говорит она, подходит к столу и выпивает предназначенный для Яны коньяк.
        - Давай только без скандала, - предлагает Ростик.
        - А какой может быть скандал? - девица берёт с плиты чайник, наполняет его водой, - я же тебе сказала: не пройдёт и трёх дней, как ты приведёшь в дом ещё какую-нибудь козу.

    Яна молча и спокойно ест.
        - Извинись сейчас же. Это не какая-нибудь, это... это моя дочь. - И Ростик бегло, но ясно подмигивает Яне: поддержи, ладно?
        - Я дочь Ростислава, Яна.
        - И какая по счёту? - спрашивает девица у Ростика.
    Ростик не отвечает. Ростик смотрит на Яну. Ему сейчас страшно.
        - Не знаю, - говорит Яна, - надо сначала выяснить, сколько вообще у Ростика детей.
    Ростик наливает себе коньяку. Горлышко бутылки мелкой дробью стучит по кромке стакана.
        - Местная? - девица обращается на этот раз к Яне.
    Но отвечает за неё Ростик:
        - Вроде нет.
        - Что значит - вроде? А ну-ка, дай паспорт. Посмотрим, из какого такого подзалупинска ты нарисовалась.
    Яна привстаёт, вынимает из заднего кармана брюк мятый паспорт, протягивает его девице.
    Девица пролистывает страницы, возвращает паспорт, изменившимся тоном говорит:
        - Да уж... Тогда прости... Меня Женя зовут... Я тут что-то вроде домработницы. Можешь не обращать на меня внимания.
    Яна встаёт, убирает в раковину тарелку, говорит:
        - А чайник-то забыли поставить.
    Женя чиркает под чайником зажигалкой, вспыхивает газ.
    Ростик:
        - Ян... а ты надолго?
    Яна моет тарелку, отвечает сквозь шум воды:
        - Вообще-то я собиралась сегодня уехать. Хотела только посмотреть на тебя... подарить розу... поцеловать и уехать. Чтоб ты думал, что тебя ещё кто-то любит.
        - В принципе... - размышляет Ростик, - в принципе... если взять мотор... можно успеть на последнюю электричку.

    Женя садится на табурет, берёт с подоконника будильник, замечает:
        - Всё. Даже если такси вызвать... сегодня никак.
        - Так ничего страшного, - почти радостно говорит Ростик, - можешь переночевать у нас! Позвони домой, скажи, чтоб не волновались. А утром я тебя провожу. Вместе позавтракаем и в часиков пять пешком до станции прогуляемся. Утром у нас особенно красиво. И тихо. Будто ты один на всём белом свете. Будто только ты и ангелы.
    А Женя подло размышляет:
        - Вообще-то через автовокзал рейсовый автобус до Мурома идёт. Не думаю, чтобы в нём не было мест.
        - Точно! - восклицает Ростик, - в три ночи на автовокзале заправка. Я-то смогу с водителем договорится! Яна, это реальный выход. Рассвет в дороге, просто завидую.
    Яна вытирает руки, садится, спрашивает:
        - А ты не хочешь встретить рассвет в дороге?
        - В смысле? Я тысячу раз встречал рассвет в пути. У меня же жизнь... сама знаешь какая...
        - В том смысле, спрашиваю, не хочешь ли ты к нам в гости съездить? Спонтанно, как ты советовал в своём последнем интервью. Вот я и приехала спонтанно. Может и ты так же?
        - А? - говорит Женя, - за базар надо отвечать.
        - Слушай. Давай только без этого. Как ты умеешь всё наизнанку вывернуть, я знаю, - говорит Ростик Жене.

    Женя собирается ответить, но звонит телефон. Она снимает трубку, протягивает её Ростику.
        - Да? Привет. Нет, трезв как последняя... скотина. После расскажу... Ну, ты что, не знаешь современную публику? Им чем хуже, тем лучше... Время титанов прошло... Ладно, вы ещё сидите?.. Подтянусь, обязательно, да... Сань, я же тебе сто раз повторял: хочешь славы, стань педрилой. Зачем, перестань. Просто нужно носить женские чулки, подводить глаза и жеманно улыбаться нужным людям... Всё. До встречи. Всё! Отбой!
    Ростик возвращает трубку на место, поворачивается к Жене:
        - Санёк. Боюсь я за него, совсем с катушек слетел. Думает, что в этой дыре его кто-то хочет трахнуть.

    Яна с Ростиком идут по ночному городу.
        - А мама как?
        - Мама? Нормально. Хорошо. Собирает газетные вырезки. Даже что-то подчёркивает и комментирует. У неё с тобой прямо какая-то бесконечная астральная дискуссия.
        - Да-да, астральная дискуссия, это ты верно сказала.
    И немного помолчав, Ростик ещё спрашивает:
        - Ну... а в личном плане? Чисто в бытовом я имею ввиду... Есть у неё кто-нибудь.
        - Чисто в бытовом - всё чисто, - пытается каламбурить Яна. - Твои фотографии и твои дурацкие песни.
        - Зря ты так. Мои песни может и дурацкие, но они... они... это моё поколение.
        - Ну-ну. Какие песни, такое и поколение. Или наоборот. Ты лучше во всей этой метафизике разбираешься.
    Они сворачивают на аллею без фонарей.
        - Долго ещё? - спрашивает Яна.
        - А?.. Ну-да. Нет. Минут пятнадцать и придём.
    На небе нет звёзд. Над головой кроны с ещё не опавшей, густой листвой.

    Силуэты Ростика и Яны едва различимы.
    Ростик бархатным и вкрадчивым голосом говорит:
        - Да... Я один, мама одна... Видишь, как режим человеческие судьбы ломает... А со стороны кажется, будто всё в порядке, будто всё у всех хорошо...
    Непроглядная ночь и звонкий смех Яны.

     (Техническое примечание: как в фильмах иностранного производства нередко используются субтитры, так и в этой новелле часто возникают титры. Будто бы перевод с одного языка на другой.)

    Коридор поликлиники. Вдоль стены скамейки, на которых сидят пожилые люди.
    Алина стоит в стороне от общей очереди, у окна, разглядывает ползущую по стеклу муху. В этой жирной зелёной ленивой мухе нет никакого подтекста, просто она единственное, что движется. За стеклом густое неподвижное лето.
        - Девушка, ваша очередь! - окликает Алину одна из пациенток. - Совсем, что ли, уснула?
    Алина торопливо направляется к двери в кабинет.
        - Да-а, жара, - замечает пожилой мужчина и лезет в карман за носовым платком. Лоб его покрыт испариной.

    Алина входит в кабинет.
    Врач, не глядя на вошедшую, кивает на стул: садитесь.
    Алина присаживается:
        - Здравствуйте.
    Врач заполняет бумаги и спрашивает:
        - На работу, в училище?
        - Что?
        - Справку. Сколько прогуляла? Неделю, две?
        - Я не прогуливала.
    Врач смотрит на Алину.
        - На что жалуешься?
    Алина, смущённо:
        - На… на сердце.
        - На сердце. - Нараспев говорит врач, берёт из стопки чистый бланк, - много куришь?
     (Титр: С сердцем у тебя должно быть в порядке. Странно, странно. А моё, вот, что-то шалит.)
        - Нет. Я совсем не курю.
     (Титр: Неужели ты меня не узнаёшь?)
        - Имя, фамилия, год рождения?
     (Титр: Не понимаю, зачем этот цирк? Справку, так справку…)
        - Алина. Алина Алексеева. Восьмидесятый год рождения. Город Москва.
    Врач перекладывает на столе предметы и бумаги, будто наводит порядок. Глаз на Алину не поднимает.
     (Титр: Ну да, ну да. Рано или поздно, рано или поздно…)Он смотрит на свои наручные часы, что лежат на столе. Сверяет время с круглым настенным циферблатом. Говорит:
    - Я освобожусь через минут сорок. Если хочешь, посиди здесь, посмотри, как я работаю.
     (Титр: Сердце. Только мешать будешь. Подожди в коридоре.)
    Алина встаёт:
        - Я лучше в коридоре подожду. А то только отвлекать буду. Хорошо?
    Он кивает, Алина направляется к выходу.
        - А с сердцем-то что?
        - Всё в порядке.

    Алина прогуливается перед поликлиникой, поглядывает на вход. Вынимает из сумочки сигарету, подносит ко рту, но передумывает: ломает сигарету, бросает, ногой растирает по асфальту так, что от неё практически ничего не остаётся.
     (Вот видишь. Я так и думала. Никакой ты не хирург. Здесь даже хирургического отделения нет. Хорошо, что зашла к главврачу и спросила.)
    Подходит врач:
        - Прости, задержали. У старика серьёзный случай…
     (Я на тебя в окно долго смотрел. Какая ты большая выросла.)
        - Нормально.
     (Боишься меня? Не бойся, я совсем не страшная.)
        - Куда пойдём? В кафе не хочешь?
     (У меня, понимаешь, жена, дети… Как-то всё неожиданно. Ты бы хоть предупредила.)
        - Можно в кафе. Как скажешь.
     (Понимаю: у тебя жена, дети, а я даже не предупредила.)

    Они в молчании идут по аллее. Пару раз прохожие почтительно здороваются с врачом:
        - Здравствуйте, Борис Николаевич.
    Врач в ответ кивает.
    Где-то рядом, за деревьями, с шумом проносятся автомобили.
     (Обнял бы меня, что ли. Я ведь знаю, что ты часто звонил…)
     (Знаешь, а я ведь одно время звонил. Пока вы на новую квартиру не переехали.)
     (Мама говорила, что не знает, где ты живёшь, но я залезла в её старую записную книжку…)
     (Очень, очень хорошо, что ты приехала. Я же совсем один. Неуживчивый.)
     (Ещё мама говорила, что ты совсем неуживчивый, что с тобой никто долго…)
     (Но с тобой-то мы поладим, надеюсь. Дочь, всё-таки…)
        - Пап… Я послезавтра на стажировку уезжаю. В Европу.
        - Ишь ты. Надолго?
        - Надолго. Если мне там работу предложат, то, может, очень надолго.
        - Попрощаться, значит, приехала?
     (И ладно. Ладно. Пусть так. Что ж…)
        - Вроде того.
     (Я же не из-за тебя уезжаю. Я не могу этого объяснить, но…)
     (А чего тут объяснять? Дурацкий какой-то разговор получается. Уедешь, вернёшься, у каждого своя жизнь.)

    Кафе периода перестройки: в помещение общепитовской столовой внесли когда-то новые столы и стулья, поменяли прилавок, но ремонт сделать забыли, - от потолка отслаивается штукатурка, одна стена покрыта белым кафелем, другая - мозаичным панно, изображающим фруктово-овощное изобилие.
    Немногих посетителей разделяет череда свободных и не совсем прибранных столиков. К Алине и Борису Николаевичу подходит официантка, останавливается, в её руках фирменный планшет с листом бумаги и ручка; весь вид её говорит: заказывайте, я вся внимание.
    Борис Николаевич:
        - Из горячего что есть?
    Официантка будто бы не работает, а играет в свою работу:
        - Из горячительных напитков есть водка русская, коньяк армянский, виски шотландские, бренди и аперитивы местного производства, большой выбор сухих вин и пиво бочковое.
    Алина (делает жест, будто ест суп):
        - Нам поесть… поесть.
        - Не дура, поняла. Щи. Вчерашние. Разогревать?
    Борис Николаевич, с сомнением:
        - Лучше не надо.
    Алина:
        - А мясо… мясное что-нибудь есть?
        - Вымя. Печень говяжья. Печень куриная. Сердце. Почки. Только подливы нет. Один чилийский соус.
    Борис Николаевич:
        - А вы что порекомендуете?
        - Я? Я бы котлеты взяла. Или сосиски в тесте. Быстро и недорого.
    Борис Николаевич смотрит на Алину. Алина:
        - Давайте котлеты.

    Официантка кричит в сторону кухни:
        - Лен! Два гамбургера! Срочно.
    Поворачивается к своим заказчикам, принимает прежнюю позу, смотрит в пустой лист и спрашивает:
        - Есть кетчуп татарский, майонез провансаль и соус чилийский, острый.
    Алина:
        - Кетчуп.
    Борис Николаевич кивает: так же.
    Официантка:
        - Микроволновка не работает. Котлеты будут холодные.
    Алина встаёт:
        - Пойдём отсюда. Пойдём, погуляем.
    Официантка невозмутимо смотрит им вслед, кричит:
        - Зря уходите! Во всём городе электричества нет!
     (Хотели бы жрать, взяли бы холодные щи. Другие, вон, кушают и не жалуются.)

    Город. Алина останавливается у палатки с мороженым:
        - А я есть хочу.
     (Почему мы не можем к тебе пойти? Я же через пару часов уеду.)
    Борис Николаевич - продавщице мороженого:
        - Два пломбира.
    Продавщица вынимает из холодильника два брикета, заворачивает их в салфетки, жалуется:
        - Если электричество не вернут, всё сейчас таять начнёт.
    Алина берёт мороженое:
        - Да. Мягкое.
    Продавщица:
        - Ничего съесть успеете. А мне какой убыток, просто страшно думать. Скорей бы ток дали.
    Борис Николаевич расплачивается и со вздохом, будто извиняясь перед Алиной, замечает:
        - Провинция.

    Продавщица рада всякой возможности поговорить:
        - Москва во всём виновата! Электрички остановились, радио не работает, мороженое тает. А кто это оплатит? Москва? Путин?
    Алина:
        - Как электрички остановились? Что случилось?
    Продавщица, с необъяснимой гордостью:
        - Не знаю. Может, революция. Вот связь и отрезали.
    Алина:
        - Давай до станции прогуляемся.
    Борис Николаевич:
        - Да. Да. Надо всё выяснить.
    Продавщица, вслед:
        - Вон автобус идёт! Езжайте скорее! Пусть сухой лёд подвезут!

    На платформе многолюдно. Электричка стоит. У головного вагона дежурит милицейский патруль, а женщина в оранжевой робе повторяет в мегафон:
        - Граждане пассажиры. Просьба соблюдать спокойствие. Движение электропоездов по техническим причинам временно приостановлено.
     (Видишь: хороший повод зайти к тебе в гости…)
     (Вот жизнь: ты планируешь, например, уехать в Европу, а в стране случается переворот.)
     (Ну, что ты столбом стоишь? Выясни что-нибудь. Может, мы зря здесь торчим. Может, это надолго.)
     (Нет-нет, такое долго продолжаться не может. И тебе обязательно нужно вернуться, и другим. Вот так история!)
    Электричка с облегчённым выдохом открывает двери. Народ ломится в тамбуры. Женщина в оранжевой робе просит соблюдать спокойствие. Людской водоворот захватывает Алину и увлекает её к дверям электрички. Алина громко говорит:
        - Я лучше поеду!
        - Позвони, как доберёшься!
        - Я обязательно, обязательно буду тебе звонить! Часто буду тебе звонить, предупреди домашних.
        - Я очень рад, что мы с тобой познакомились!
        - Правда?!
        - Да! Ты не представляешь…
        - И ты очень хороший…
    Алина скрывается в тамбуре.

    Через некоторое время она пробивается к стеклу, смотрит на Бориса Николаевича. Он жестами показывает: звони, звони.
     (Как же всё по-идиотски получилось.)
     (Совсем по-дурацки, да?)
     (У меня никого, кроме тебя, нет. Я же лет десять совсем один.)
     (Я маме скажу, что ты совсем один, что у тебя никого нет.)
     (Скажи матери, что у меня приличная должность, большая семья, много дел.)
     (А мама постоянно повторяет, что ты нас забыл.)

    Борис Николаевич заходит в свою квартиру. Щёлкает выключателем: света нет.
    В полумраке переобувается в тапочки (единственные, кстати, тапочки). Вешает свой пиджак поверх одинокого осеннего плаща.
    Открывает дверь в ванную, но там темень такая, что Борис Николаевич проходит на кухню. Зажигает под чайником газ. Открывает полупустой холодильник, вынимает из морозилки курицу, что успела оттаять: с неё капает кровь. Кладёт курицу в раковину, насвистывает, открывает холодный кран. Но воды нет. Вытирает руки о висящее на гвозде полотенце.
    Само собой включается радио. Борис Николаевич прибавляет громкость и слушает:
        - …утверждаете, что никакого взрыва не было?
        - Ваша радиостанция готова раздувать самые невероятные слухи. Повторяю: старая подстанция не справилась с новыми мощностями. Частично многие неполадки уже устранены. Да, оборудование устарело. Да, требуются финансовые вложения, но положение дел совсем не такое мрачное, как вы только что рассказывали своим радиослушателям…
    По куриной коже ползёт муха. Кран начинает истерично хрюкать: вот-вот польётся вода.


     19 - 31 мая 2005 года


     Новеллы 1-ая и 2-ая в предыидущем номере

    Еще ссылки по теме:
    Непоставленный киносценарий (короткометражка)
    Непоставленный сценарий (полный метр из шести новелл)

наверх>>>