|
ПЕСЕНКА
Море спорило с камнями. Ты шла так призывно и независимо, так танцевально и так улыбчиво. Прибой, разумеется, ласкал твои ноги. А мне хотелось взять весло и местного мальчика и размозжить тебе череп.
| |
|
Эссе
|
Киноэтюды |
|
Экстрим
- "Человек в колеснице стал считать себя победителем, прежде чем он действительно победил. Он думает, что победа должна прийти к победителю. В этом много красивого и много реальных возможностей, но много также обманчивых огней, и человека в колеснице ждут большие опасности. Он управляет сфинксами силой магического слова, но напряжение его воли может ослабеть, и тогда магическое слово потеряет силу, и сфинксы могут пожрать его. Это победитель на миг. Он еще не победил времени. И сам не знает следующего шага..."
|
Гостевая книга
Комментарии: Уважаемые зрители, это уже просто какой-то драйв, принимать себеподобных читателей за виртуальное раздвоение автора.Ну Рыбкин то сам разберется, а тебя Илюша поздравляю, поздравляю. |
|
Эссе |
Киноэтюды
|
|
Экстрим
|
Жалобная книга |
|
Вот я вошел, не успел еще ни раздеться, ни поспать, как они наперебой принялись рассказывать, как сначала они скучали, затем волновались, затем хотели разыскивать тебя, затем устали и заскучали по-новой. Но я вернулся, печали в прошлом, чай на столе, жизнь продолжается. Друзья тут же, как ни в чем не бывало берутся за старый футбол. Откуда ж им знать, что я - в принципе - не против футбола, но в любой другой день, не сегодня, не завтра, а после праздников и выходных я буду готов и в нужной форме. Но они так привыкли, так сложилось, что при моем появлении все вдруг принимаются за игру. А я стал сопротивляться, стал огрызаться и отбрыкиваться, стал нагло закатываться за разделительные линии.
|
Киноэтюды
Заводская курилка. На лавках вдоль стен несколько рабочих; кто-то молчит, кто-то курит, кто-то жует бутерброд. Реплика:
- Чего это ты мрачный такой, Саня? Мрачнее тучи. Влюбился, что ли?
- Мне каждую неделю звонки с зоны. А если не оттуда, то от дружков на свободе.
- Угрожают?
- Хуже: нотации читают. Мол, за пятнадцать рубликов живого человека угробил.
- Да-а, Саня, нехорошо. Пьяный, что ли, был?
- Нет не пьяный! Я на принцип пошел. Мы здесь, значит, вкалываем, как собаки, а он со своей бабой задарма удовольствие получает.
- Так думать надо было, прежде чем...
|
Класс затихает, и только Андрюха называет по инерции еще лягушек, гусей и уток,однако и он, крякнув, останавливается.
Тишина.
Марья Ивановна садится за свой стол и, взяв черную гелевую ручку, начинает рисовать чертика. Класс в недоумении, всем почему-то ужасно стыдно...
Пауза.
- Марья Ивановна, хватит дуться! - говорит вдруг кто-то строгим голосом, - сами вы виноваты.
Изумленная учительница поднимает голову: все чертики, опустив рожки, внимательно изучают "29 ноября".
|
Экстрим
- Столько людей озабочены совершенно бессмысленными действиями. И неизвестно еще, сколько их на побегушках у толстяка. Каждый день кто-то по нашим сценариям разыгрывает спектакли. Больше тысячи, вероятно, действующих лиц. Порой мне кажется, кажется, что я чей-то предтеча, что явится кто-то по-настоящему сильный и вдохнет в сей муравейник смысл, идею, заставит всех бегать ради какого-то высшего, неведомого нам блага. Но это так, не предчувствие даже, а... фантазия, одна из моих нескромных фантазий. Иначе на улице окажется масса избалованных бездельем проходимцев. Кто их приютит, а? кто займет? Мы не знаем, не знаем ничего..
|
Гостевая книга Комментарии: Уважаемые зрители, это уже просто какой-то драйв, принимать себеподобных читателей за виртуальное раздвоение автора.Ну Рыбкин то сам разберется, а тебя Илюша поздравляю, поздравляю.
|
|
Эссе |
Киноэтюды
|
|
Экстрим
|
Гостевая книга |
|
|
***
Ил. Уют. Тепло.
Да: по-есенински пил и спал с кем нипопадя, но видишь, Господи, руки мои честны, видишь - в сердце нет похоти. А зол от того, что шел долго, но не встретил равного (усики-пусики, какие мы исключительные), а лгу от того, что не могу (по-есенински) без любви, а еще много всякого - ведь Ты ведаешь от чего. Нет во мне больше углов: ни тайных желаний, ни зависти. А плутаю и спотыкаюсь - видно дойти боюсь. (До ручки, что ли?)
То ли ночь, то ли дорога сменилась полем, то ли черти глаза повыколали... Но вот и грот имени Фройда.
|
***
Россыпь диких глаз.
КАМЕНЬ.
Голодным - яркие салфетки, остальным - стриптиз.
Будь осторожен: красота и ложь меняются местами.
Коралловый грот.
Фантастика. Детективы. Элегии. Оды.
Зеркала, сокровища, хлам.
КАМЕНЬ, НОЖНИЦЫ.
Старикам - мудрость, детям - драйв.
Глубоководная проза, событийный озноб, коралловый быт: созвездия здесь преломляются иначе, интриги ткутся не из останков кораблей, но из их первообразов.
Движение, давление, покой - прихоть океана.
У-у: как близко эти глаза, как отвратительны щупальца.
КАМЕНЬ. НОЖНИЦЫ. БУМАГА.
Проиграл?
Тебе плыть первым.
|
***
Чем чаще берут из колодца воду, тем она становится чище (если хочешь, читай иносказательно). Нет дара постоянного, нет монеты неразменной: богатство и талант требуют усилия. Стяжай, стяжатель, небесную валюту. Бог птиц и нищих - вертикаль - велит выше, четче привычного, перпендикулярно будням, наперекор таможне.
Там, где обрывается бег у.е., где структура воздуха так же ясно читается, как новая змеиная кожа, где земля похожа на зеркало неба, а небо - в свою очередь - меняет земное время на вечность (не запутался?), там есть такой источник, из которого пили твои предшественники.
Вот поди и принеси, а не разглагольствуй.
|
ОТРАЖЕНИЕ
Кремнем высекают искры. Для кого высокое искусство, а кому и трудотерапия.
Грубость мира, о грубость мира, я бы пел тебе хвалу, когда б был временем.
О томное время, и тебя я хотел бы познать, если бы стал водой.
И - вот - обратившись в поток, я увлекся камнями. Их имена: Ханжество, Лицемерие, склизкое Равнодушие (и почему пять лет спустя они кажутся такими пустыми?).
Вами украшают вечерние платья, вас берут под залог, вы у нищих вызываете зависть.
Дно мое, неглубокое дно мое, до чего ты прелестно!
|
***
Вот мы оторвались от погони, хотя за нами никто не гнался. В тихом месте мы произнесли заклинания и обеты, но приношения остались нетронутыми. Душа моя, ты искала героя, а нашла героин. Смерть моя ненаглядная, ты могла бы музыкой стать, но все струны давно израсходованы.
Все вранье - давай возвращаться! К городу, к голоду, к дешевым портретам пророков.
- Тебе не терпится видеть места, где искалечен язык, а для встреч предназначены крыши чужих домов? Желаешь разбиться о плоские мечты магазинов? мы вернемся, но мир изменился настолько, что в нем больше не будет ничего на двоих.
Секс. Жратва. Работа. Во сне - всполохи до боли знакомых глаз; в голосе, в голосе твоем столкнулись восторг идиота и страх.
- Теперь лучше молчи.
|
ИДЕАЛИЗМ
Ты сидишь на траве и беспечно бросаешь камешки в воду. Мы видим только круги (под глазами), а встрепенувшихся рыб, а царской усмешки, а изменившийся узор дна нам видеть не дано. Я отхожу всторону, к старым деревьям, и пытаюсь развести костер. Хочу высечь огонь из этих прибрежных камней. Выгляжу, вероятно, крайне нелепо (о, лепо, лепо!). Но говорят, так поступали древние, говорят, что не бывает формы без содержания. А на плывущем небе стоит сейчас Поэт и безо всякой иронии называет озеро, кремень, круги, добычу, лес. Называет тебя, и меня, и все наши движенья. Вслед за ним я неумело повторяю слова и вижу, как меняется от дыма воздух, как приближается вечер, как наливаются дождем облака.
|
***
Кому высокие скалы, кому глубокий ил, кому справочники и сублимация. Оторвался от погони. Встал на самое дно и увидел в небе медузу. Из будущего - в прошедшем времени, из тихого омута - ни то ошибка, ни то провокация стилиста, ни то стихийная игра. Громада слов распахнутых глазах. Быть может - Бог, быть может - страх, быть может - сатана. В каждом звуке - щемящая неуверенность: не бродил по Парижу, не играл на гитане, не глотал амстердамского эл-эс-дэ. В каждом выдохе. И водоросли, как чужие, обступили кольцом.
Эхом прокатилась, возвратилась, улыбнулась: простым движением ладони смешала соль с кораллами, вспугнула сонных крабов, кровожадных рыб, дала дорогу кислорода.
- Кто?
- Волна неузнанных, заоблачных страниц.
- То волны, волны, пена дней.
Поймали. Опоили. Переспали. Утопили.
|
***
София и прогресс. Быт и книга. Музыка и шум. Не то два серых камня, не то глаза. Простой кремень, таящий взрыв. Героика жеста. Стремная, тайная, колдовская индустрия. Вычеркиваю слова: небо, вечность, смерть, душа. Неразлучная - назло реальности - чета. Чернила кончились. Листы чисты. Конец недели. Наталья ждет гонца. Бессюжетная, почти безмазовая игра: он безмерно любит Иисуса Христа, но она - наркотики. Вот и терпят друг друга как умеют, но что может быть надежней, нежели чужое безумие?
- Бесконечная бессонница.
Ладно, продолжаем: беда и радость, крест и героин, соловей и роза, честней - репей, кровь и ритм (тот шум в ушах). Исчерпали тему - включили телевизор: где-то винтят дискотеку, где-то реставрация режима, где-то - проповедь мормонов. Сейчас найду т а к о е слово...
- Хули без дела маешься, давай, что ли, водку пить.
|
***
Магия звука - врачующее ремесло (боль заговаривают), слова - шар воздушный, аэростат, титанический цепелин, плывущий по временам, цепелин, поднимающий над. Ты просишь рассказать смешной и новый анекдот. Но ты быстро забываешь. "Эх, Кощей, Кощей, смерть-то твоя не в сомнительной утке, не в яйце, не в сказочном ларце, а здесь - в медицинском двухкубовом шприце." Лестница оборвалась. Сонная артерия. Медовый месяц. Бедовая баба. Встала и ушла, оставив на палубе вены. Сквозь облака - луч язвительного солнца (выжигает между строк): на конце иглы привычная черная мертвая белая жгучая жуткая алая женская кровь. Встала и ушла, бросив в мои объятья одежду голоса своего. А я, я тихо злорадствую: жизнь твоя - за океянами-морями, в тридевятом царстве тридесятом государстве, где нет ни колес, ни кумара. Жизнь твоя - в нищете молчания моего.
|
ИДЕАЛИЗМ
Небытие, когда не сказка, то полное безволие. Земля, отслоившись от неба, с нетерпением ждет суда. Камень, падающий в воду, не меняет ее поверхности (трусливо разбегающимся кругам не верь), он ищет дно, впивается в ил, что дальше - неведомо, потому так грустно, так маетно всем нам.
Поэт, отпускающий слово на волю, не лишь сотрясает пустое пространство (просторам и воздуху - голос - мимолетная ласка), поэт - если угодно - оплодотворяет время, если угодно - рождает его и его отвергает.
- Парадокс?
- Самотканая реальность.
Мы, играясь друг другом, не видим ни призраков, ни будущего, ни будущее дитя (а они нас?). Я, идущий под взглядами, не понимаю - где кончается боль и наступает свобода.
- Молитва, чертом перехваченная, черта обожгла.
***
Камням какое дело до сплетен? Их работа - тайна огня, язык их - мудрым змеям зависть - покой и совершенство.
Когда она уходит туда, где тот же бессодержательный быт, но рядом иной, про него говорят: грубая сила. Про другую же сообщают более грязные вещи. Это, б.м., называется ревность.
Включи телевизор: никто не тронет наркодельца: его незримая дань скрепляет любые структуры. Но ты, играющий роль Кощея Бессмертного, будешь бит и клеймен: подпольный регион, группа риска, стяги Люцифера - фразы из предыдущей оперы, оперы про измену.
Столкнулись звуки: единоборство идей и ритма: не удержал кремень огня - сорвался, раскололся: высекающему из хаоса обыденной речи честнейший из известных здесь чинов ни за что не простят...
***
За бесценок сплавляли слова по реке. В обмен получали уют и тепло. Я слышал вопросы, замешанные на отвращении, а мечтал - о замешанных на любви. На огненном мосту - черт стоял. Черта может видеть всяк, кого знобит. Пробудившись, я первым делом тянусь за сигаретой, засыпая - добиваю оставшийся окурок. В промежутке - уверяю мир, что знаю превосходные молитвы.
Я слышал смех, похожий на дикие яблоки, и видел, как черным крюком цепляют пустые слова. За бесценок.
- Мне холодно.
- Купи пальто.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Город спит.
Ведьма бредит.
Где-то лес есть.
Там безъязыкие звери тонут.
В гиблом месте срежь с березы опенок.
Не пропадем, не пропадем.
Июль 1998-го, дача;
август 2002-го, Москва.
|
Copyright © 2003 TengyStudio All rights reserved |
миниатюры 2003 АВГУСТ №8
|