|
Ипполита Купреянова | проза 2004 ИЮЛЬ-СЕНТЯБРЬ №3 |
1. Августовское утро. Солнце уже высоко. По дороге в поле идет человек. За спиной огромный рюкзак, на одном плече этюдник, на другом – раскладной стул. Это художник. Впереди на горизонте видна деревенская церковь. Справа темнеет лес. Художника догоняет грузовик с надписью «Хлеб». Художник отходит к обочине, голосует, но машина проносится мимо. 2. Грузовик въезжает в деревню и останавливается на площадке у первых домов. Деревня представляет собой длинную улицу, дома выстроены в ряд по обеим сторонам дороги. В самом конце улицы стоит полуразрушенная церковь. На площадке уже выстроилась очередь из деревенских женщин. Продавец открывает задние дверцы грузовика, раскладывает товар. Здесь не только хлеб, но и крупы, сахар, масло, сигареты, яркие безделушки. Женщины обступают «прилавок» стеной, волнуются, галдят, спорят. 3. На обочине дороги, на траве, расположилась компания из трех человек. Художник сидит на низком раскладном стульчике, делает набросок карандашом. Художник – парень лет под тридцать, не брит, волосы давно не стрижены. На нем клетчатая рубашка, джинсы. На траве сидит серьезный белобрысый мальчуган семи лет, Мишка, сосредоточенно смотрит перед собой. За плечом художника – тринадцатилетняя девочка Света. Рослая, полноватая, длинные рыжие волосы, веснушчатое лицо, нос картошкой. Она наблюдает за быстрым карандашом художника и быстро-быстро что-то рассказывает. На траве рюкзак, этюдник и черная куртка художника, а также большая корзинка, полная черники. СВЕТА: - …еще по весне. Батюшка из Романово приезжал, отпевали. А Дмитрий-то Семеныч долго болел, всю зиму пролежал. Этим летом никто не появлялся, из ваших, художников. Это в прошлые года все приезжали. Вы его дом узнаете, он все размалевал, и чердак, и ворота. Даже приезжали из газеты, дом фотографировали. Мишка, вот, тоже бегал к Дмитрию Семенычу рисовать. Так всю стену в избе-то у нас испоганил каракулями. Мы с мамкой из коровника приходим, зима, темно, а утром смотрим: стена-то вся изрисована. И ведь не ототрешь! Так и осталось. Красота-то твоя, Мишка, на веки вечные. Вырастет, будем детям его показывать: это ваш папка разрисовал, когда ему от горшка три вершка еще было. Так что Мишка тоже будет у нас художником. Мишка сердито скашивает глаза на сестру и снова с серьезным видом смотрит в пространство. ХУДОЖНИК залихватски расписывается в уголке, ставит дату: - Ну, все. Готово. Света берет рисунок, разглядывает. Мишка продолжает стоять, не шелохнувшись. Светка показывает Мишке рисунок. Мишка важно изучает свой портрет, глаза его радостно поблескивают. СВЕТКА: - В рамочку повесим. Похоже получилось. А меня сможете нарисовать? ХУДОЖНИК: - Что, в доме теперь нет никого? Остановиться не получится там? СВЕТКА: - Можно, можно. Тетя Шура-то жива-здорова. Племянница Дмитрия Семеныча. У него детей-то не было, так он ей дом оставил. Пустит, чай. Сколько к ним всегда приезжали, она не против. А вообще наши к приезжим не слишком. Света садится на Мишкино место, оправляет юбку, приглаживает волосы. Художник внимательно смотрит на нее, точит карандаш. СВЕТКА: - Вы меня красиво нарисуйте. Мы вам тогда черники отсыпем. Так что смотрите, старайтесь, чтоб красиво было. Художник улыбается, набрасывает первые линии. Теперь Мишка стоит за его спиной и наблюдает. По дороге из деревни идет старик-рыбак. Он пристально смотрит на художника, на радостных Светку и Мишку. Светка громко здоровается с ним, художник тоже здоровается, но рыбак, гладя на них в упор, даже не кивает, проходит мимо. СВЕТКА: - Не повезло мне, я в папку. Мама красивая, Мишка у нас в маму. А у меня нос картошкой. И бровей нету. Художник: - У тебя интересное лицо. СВЕТКА, радостно: - Правда? А вы бы нас красками с Мишкой нарисовали. Красками интереснее. МИШКА: - Ты не шевелись! Ее рисуют, а она кривляется. Светка замирает. ХУДОЖНИК: - Красками – можно. Только это не сегодня. Завтра, утром, пораньше. Время не хочется терять. Вдруг Светка замечает, как из деревни едет грузовик. Светка вскакивает. СВЕТКА: - Ой! Это что, магазин привозили? Сегодня пятница разве? Художник недовольно, недоуменно отрывается от работы. СВЕТКА: - Это мы хлеб проворонили! И масло, масла на донышке осталось! Как же это мы так… Что же мамка скажет… МИШКА: - Черника, черника… Думать надо головой! ВЕТКА: - Ты-то уж молчи! Теперь-то что… Вы рисуйте, рисуйте. Светка, расстроенная, садится на траву. ВЕТКА: - Теперь уж спешить некуда. 4. В коровнике темно. Коровы стоят плотно, бок к боку, привязанные каждая к своей кормушке. По чистому проходу (по которому подвозят корм) идут Света, Миша и художник. По грязному проходу ходит скотница, вывозит навоз. СВЕТА: - Это теленок, это не теленок, он как человек. Мы с мамой сами роды принимали. (Понижая голос, художнику.) Антон Иваныч у нас, ветеринар, любитель (показывает знаком, мол, любитель выпить.) Мамка заступает на смену, смотрит, Цапля уж собралась, сейчас, говорит, рожу, принимай. Мама к Антон Иванычу, а он дрыхнет. Принял сколько полагается и храпит себе, не добудишься. Ну, мы с мамкой и принимали. Я его выкупить хочу, под зарплату, ему здесь не жизнь. Только мамка не согласна. Она вроде и согласна, а тянет. В следующий месяц, в следующий месяц. А он вот как вымахал, растет, как на дрожжах, попробуй-ка его теперь выкупи. Но мы все равно выкупим. Они подходят к теленку. Он стоит один, в отгороженном от коров загоне. Он узнает Светин голос, тянет морду, пофыркивает. Светка подбрасывает ему в кормушку травы, гладит по носу, говорит ласково, любовно: - Ну что, что, вот дядя, художник, Володя его зовут, знакомься. Это Володя. Да вы не бойтесь, погладьте, он не укусит. Художник осторожно гладит теленка по лбу. СВЕТА: - Он за бабочками гоняется. Наши смеются: это не теленок, это котенок. Как не в коровнике живет. Из них же не вырастает таких, которые за бабочками гоняются. Это потому что его любят, он же все понимает, любят, можно и пошалить. Глупый! 5. Раннее утро. По деревне быстро идут Света и Миша. У Миши на плече авоська. Он идет важно, как маленького роста мужик. На Свете синяя блестящая юбка, яркая кофта. Света накрасила губы, глаза, наложила неумело румяна, так что больше она похожа на боевой раскраски индейца. Из одного дома выходит женщина, выплескивает под окно помои. ЖЕНЩИНА: - Куда это вы, в город, что ли, с утра-то пораньше? МИШКА: - Мы рисовать! Женщина удивленно провожает их взглядом. ВЕТА бурчит себе под нос: - Все-то им знать надо. Куда, да зачем, да что. Они останавливаются перед расписным домом. Железные ворота разрисованы конями, птичками; к фасаду дома прибиты железные раскрашенные фигуры зверей. СВЕТА кричит: - Володя! Володя! Из окна выглядывает старуха, тетя Шура. СВЕТА: - Здрасьте, теть Шур. А мы за художником. ТЕТЯ ШУРА: - Так он спит еще. СВЕТА: - Так разбудите. Будите-будите, мы и так опоздали, думали, он без нас ушел. 6. В поле стоит туман, поднимается солнце и окрашивает туман в лиловые тона. На траве иней. По дороге идут художник, Света и Мишка. Художник курит, зябко ежится. В небе носятся кругами галки, учат птенцов летать. Художник не выспался, поэтому он сердит. Он выбирает место, устанавливает этюдник, выдавливает на палитру краски. Рядом устраивается Мишка. Он достает из авоськи альбом, кухонную доску, краски и бутылочку с водой. Расправляет на траве авоську, устраивается поудобнее. Художник усаживает Свету на раскладной стул, Света сопротивляется: - А как же вы? На чем сидеть будете? ХУДОЖНИК, сердито: - Я стоя работаю. Света послушно садится, художник поправляет ей волосы, легко разворачивает лицо за подбородок к солнцу. Отходит, смотрит. Света улыбается, как для фотографии, придает лицу глуповато-значительный вид. ХУДОЖНИК резко говорит: - Макияж твой отвратителен и только всё портит. Вечером я сам зайду к тебе и скажу, какое платье нам нужно. Света от неожиданности, обиды и удивления широко раскрывает глаза, кажется, она вот-вот заплачет. Но она сдерживает себя. Художник и Мишка начинают рисовать. 7. Солнце уже высоко. На траве лежит Светка и смотрит в небо. Мишка сидит рядом, разглядывает травинку. Художник полулежит, опираясь на локте, курит, рассказывает. ХУДОЖНИК: - Смерть, ну что такое смерть… Смерти как таковой не существует. А искусство – это когда ты идешь по дороге, видишь, стекла лежат. Блестят, красиво, бутылку разбили, например, и стекла… Стекла как стекла, обыкновенные, ты и видишь: ничего особенного. И ты наступаешь на эти стекла... МИШКА, с сомнением: - Наступаешь? Что, босиком? ХУДОЖНИК: - Не важно. Наступаешь и вдруг… проваливаешься. То есть это не просто стекла, это другая точка зрения, и ты видишь, что все вокруг вроде бы то же самое, но – другое. Кстати, - он обращается к Мишке, - если посмотреть правым глазом, то видишь все таким холодным, синеватым, а если посмотреть левым глазом, то все теплое, красноватое. Есть контрастные цвета. Если рисуешь желтым, то надо вкропить немножечко голубого, к красному добавочный зеленый. Мишка закрывает сначала правый глаз, смотрит на травинку левым, потом закрывает левый, смотрит правым… Сравнивает. Света лежит, широко раскрыв глаза, не мигает, хотя солнце уже слепит глаза, и небо ослепительно голубое. СВЕТА, тихо: - Это вы сами придумали? ХУДОЖНИК, далеко отбрасывая окурок: - Ничего я не придумал. Все уже давно придумали, что могли. Мишка продолжает поочередно смотреть на травинку то одним, то другим глазом. Художник встает, собирает краски, кисти. СВЕТА: - Про стекла. Что проваливаешься… ХУДОЖНИК: - Это ваш Дмитрий Семеныч придумал. Он много чего рассказывал. Жаль, что я его не застал. Хотелось бы поговорить. СВЕТКА поднимается, жмурится: - А деревенские с ним не разговаривали. Не любили его. Чего выпендривается, дом разукрасил. Когда из газеты приезжали фотографировать, так вообще – смерть. Зазнался, говорят. А смерть существует. Коровы знаете, как смерть чуют. Собаки. Вон, Ворона как смерть свою почуяла, и другие коровы, мычали всю ночь. Потому что при них же и убивают. Доводят до того, что корова уж лежит, не поднять, не вывести на двор, и тут же, прям в коровнике и убивают. А кто из коров один раз смерть видел, тот уж на всю жизнь запомнит, и узнает. Теленка родного, сына могут не узнать через месяц, потому что коровник, это же конвейер. Кому какое дело. Да и у своих, у домашних коров, какой еще хозяин попадется. Вон, Павловы, уж третью лошадь, считай, загубили, да, чего уж… Света подходит к этюднику, чтобы посмотреть на картину, но художник отворачивает полотно от Светы. ХУДОЖНИК: - Рано еще. Вот допишу, покажу. Мишка тоже быстро прячет свои рисунки, не дает посмотреть Свете. СВЕТА смеется: - Ты-то че? Че прячешь-то? Уж весь альбом перевел, это ж не масло у тебя, это акварель! 8. За окном вечерние сумерки. Стрекочут цикады. На кухне за обеденным столом, оббитым клеенкой, ужинают Света, Миша и их мама Надя. На столе картошка, молоко, солонка. НАДЯ: - Ну что же, еще денек. Без хлебушка. Ничего. А ты, значит, художеством занялась. Дело хорошее, необходимое, всегда в жизни пригодится. СВЕТА смотрит в тарелку. НАДЯ: - Только ты перед деревенскими-то не очень уж выступай. Один довыступался. А я вечером за кремом заглянула в косметичку. Рановато будет, рановато, по косметичкам-то мамкиным рыскать. Мишка смотрит на Свету, на маму, соскальзывает со стула и бежит в комнату. Приносит альбом и начинает показывать: - Мам, смотри, смотри. И на другой стороне… Надя пристально смотрит на Свету, наконец переводит взгляд на рисунки. НАДЯ: - Это что? МИШКА: - Светка. И тут. НАДЯ: - Да ты что же, всю бумагу перевел? Погоди, погоди-ка. Это какой альбом? Который на осень? МИШКА на мгновение смутился, но показывает дальше: - И вот, и вот. Смотри. СВЕТКА: - Мам. Мы Патрона в этом месяце выкупать будем? Он растет, растет, уже во какущий, - Светка показывает рукой. НАДЯ: - Да видела я твоего Патрона, что ты мне показываешь? – Меняет интонацию, говорит серьезно, морщит лоб. – Светуль, доча, в этом месяце мы уж никак. Не получится, дочур, а к осени… СВЕТА: - Так вот уже и осень! Август, ма-ам! Надя вздыхает. Во дворе лает собака. Светка вскакивает и подбегает к окну. Вглядывается в темноту, и, оглянувшись на маму с Мишкой, выбегает на улицу. Мама и Мишка сидят молча, Мишка пьет молоко. Слышны голоса во дворе: неразборчиво – голос художника и приглушенный, взволнованный, но отчетливый голос СВЕТЫ: - Платье… Ситцевое есть, такое синее, с цветочками. Пестренькое. Хорошо. Неяркое, простое. Надя залпом выпивает кружку с молоком, со стуком ставит ее на стол. 9. Раннее утро. Художник быстро собирает вещи, надевает ветровку, застегивает молнию. Тетя Шура рассматривает прислоненный к стене набросок маслом, покачивает головой. Девушка на полотне – толстая, матерая колхозница. Тетя Шура идет к столу и собирает остатки завтрака, поглядывая в окно. За окном Света, на этот раз в простеньком ситцевом платье, и Мишка. ХУДОЖНИК: - Ну что же. Мы пошли. ТЕТЯ ШУРА: - Погоди. Это ты что за страхолюдину там нарисовал? Светка, что ли? Так она совсем не такая. ХУДОЖНИК: - Это не Светка. Это… образ. Обобщение. Вы через год-другой посмотрите на Светку, и поймете… ТЕТЯ ШУРА: - Ты не очень-то… обобщай. Светка хорошая девочка. Сирота. Отец у них умер. Добрая. Таких еще поищи. Ее деревенские не жалуют. Чокнутая, говорят, с курами разговаривает. Петуха кукарекать учит. Да, был у них петух… ХУДОЖНИК: - Это набросок, понимаете. Только набросок. Я же еще ничего не сделал! ТЕТЯ ШУРА: - Ты не обижайся. Что вижу, то и говорю. Ну, иди, иди. 10. Вечерние сумерки. У реки сидят Света и Мишка. Мишка с удочкой. Света сидит на траве, смотрит на поплавок. Они молчат. По берегу идет одинокая нелепая фигура. Это художник. Света замечает его, улыбается, встает, окликает: - Володя! Это вы? ХУДОЖНИК тоже рад встрече: - О, привет. Рыбу ловите? А я на вечерние этюды ходил. В лес. Комарья – тихий ужас. СВЕТА: - Да какая там рыба… Просто. Отдыхаем. Упахалась сегодня. Целый день провозилась с Патроном. Не хочет, видите ли, один пастись. Ему общество подавай. Ходит за мной, как хвост. ХУДОЖНИК: - У меня тоже день насыщенный. В городе так не поработаешь. То, да се… СВЕТА: - А у нас? Что за жизнь – стоячая вода. Одно и то же. Только вот Патрон… Если бы телка, мы бы давно его выкупили. Мама корову хочет. А что поделать, если он – мальчик? Ну ведь чудо, что за характер. И все ему интересно. И понимает, какой человек – какой. Кто хороший, от кого подальше надо… ХУДОЖНИК: - Ладно. Пойду я. Завтра придете? Я подумываю собираться. СВЕТА: - Как? Куда собираться? ХУДОЖНИК: - Домой. Лето кончается. Еще дела кое-какие. Срочные. СВЕТА: - А как же портрет? ХУДОЖНИК: - Да портрет, в принципе, готов. СВЕТА: - Готов? ХУДОЖНИК закуривает: - Да, я думаю. Ну, счастливо. Мишка оглядывается, улыбается, кивает художнику. Художник медленно удаляется. Света смотрит ему вслед. 11. Ночь. Просвет окна. Художник лежит на кровати, смотрит, как ветер раскачивает вершины ветвей, слушает стрекот цикад и храп тети Шуры из другой комнаты. Вдруг слышит, как стукнула калитка, слышит чьи-то шаги на дорожке. Этот кто-то останавливается под окном. Художник тихо поднимается на кровати, садится, настороженно смотрит в окно. Вдруг в темноте что-то громко падает. ХУДОЖНИК: - Кто там? СВЕТА дрожащим шепотом: - Тише, тише, это я, Света. Тетя Шура в своей комнате перестает храпеть. Открывает глаза. Художник подходит к окну. Света настороженно оглядывается. ХУДОЖНИК: - Что случилось? Ты что, плачешь? СВЕТА: - Да нет, нет… ХУДОЖНИК: - А почему дрожишь? Что-то произошло? Тебя кто-то обидел? СВЕТА: - Нет. Мне просто надо поговорить. Очень важно. Вы ведь уезжаете. ХУДОЖНИК: - Так важно? Я же не завтра уезжаю. Ты меня напугала. СВЕТА: - Мне надо сказать вам одну вещь. Может быть, так нельзя, но я не могу. Они молчат. СВЕТА: - А вы… вы не догадываетесь? ХУДОЖНИК, испуганно: - Что? СВЕТА: - Ну вот. Я уже и сказала. Я-тебя-люблю. ХУДОЖНИК: - Света! СВЕТА: - Да. Я совсем не такая. А вы знаете, какая. Вы все правильно говорите. Про стекло. И про все. ХУДОЖНИК: - Света. Ты ошибаешься. Все это… не так. Не глупости, нет. У тебя все еще… будет. Ты очень хорошая девушка, привлекательная, симпатичная… Света, не дослушав, убегает. Сильный ветер раскачивает деревья, где-то далеко лает собака. 12. Утро. Художник и тетя Шура завтракают, поглядывая в окно. Светы и Мишки нет. Тетя Шура встает, собирает посуду. ТЕТЯ ШУРА: - Что-то Света сегодня запаздывает. ХУДОЖНИК: - Она не придет. У нас сегодня выходной. ТЕТЯ ШУРА: - А чего ж ты вскочил, ни свет, ни заря? ХУДОЖНИК: - Кто рано встает, тому Бог подает. 13. Тетя Шура вытаскивает из сарая ящики и прочую рухлядь. На крыльцо выходит художник. ХУДОЖНИК: - Теть Шур! Вы что же это затеяли? Помочь? ТЕТЯ ШУРА: - Вот, старье перебираю. Комбикорм старый нашла. И что с ним делать? Ты бы пошел, галок покормил, что ли. Выбрасывать жаль. 14. Художник проходит мимо дома Светы. В руках его авоська. Окна дома закрыты. На крыльце сидит Мишка, штопает. ХУДОЖНИК: - Привет. Как дела? МИШКА, вздыхая: - Штопаю. ХУДОЖНИК: - А Света? МИШКА: - Убежала. К Патрону. На пастбище. 15. Художник идет по полю. Вдалеке, у реки, пасется стадо коров. 16. Художник подходит к реке. У реки сидит старик с удочкой. Это тот неприветливый рыбак, который подозрительно смотрел на художника в день его приезда. По берегу бродят коровы. ХУДОЖНИК: - Добрый день. Старик оборачивается, но ничего не говорит. ХУДОЖНИК: - Эх, жизнь. Коровы пасутся, рыбка ловится. СТАРИК, неожиданно грубым, громким голосом: - Пастух-то? Вот он. Дрыхнет. В кустах. Коровы выми в реке позастудят, пооколеют. А ему – что. Работнички. ХУДОЖНИК: - А вы? Что за коровами не посмотрите? СТАРИК: - Нет клева. Какой уж клев. Река обмелела. В наше-то время, помню, во-он до тех кустов. Широкая была. А ты что босой ходишь? Тут змеи. Художник смотрит на свои босые ноги, потом на резиновые сапоги старика. Оглядывается. Поле, вдалеке лес, по хмурому небу быстро идут низкие облака. ХУДОЖНИК, громко: - А я девочку ищу, Свету, с теленком все возится. Старик немо смотрит на художника, потом переводит взгляд на поплавок. Художник подходит к старику близко и кричит: - Свету, Свету ищу! С теленком! Старик машет на него: - Ты че орешь, рыбу распугаешь. Не знаю, где Света, я ей кто, сторожить не нанимался. Художник медленно идет по берегу, смотрит под ноги во все глаза, боится на змею наступить. В траве иногда встречаются ветки, похожие на змей. 17. Художник подходит к Патрону, который мирно ест траву. Патрон поднимает голову, внимательно смотрит на художника. У Патрона большие, человеческие глаза. Художник гладит его по лбу. ХУДОЖНИК: - Что, Патрон. Жуешь. Хозяйку-то где потерял. Хороший, хороший. А ты вырос, да, Патрон? Художник оглядывает низкий кустарник, что растет на берегу. Светы нет. Художник вдруг радостно улыбается: - А у меня для тебя гостинец. Художник запускает руку в авоську и кормит Патрона с ладони. Патрон прядает ушами, ест. Сжевав зерно, начинает жевать рукав художника. Художник смеется: - Ну-ну, полегче. На луг спускаются галки. Художник снова зачерпывает горсть зерна и бросает галкам. Кормит галок и Патрона. Патрон хлопает огромными ресницами, и художник говорит ему: - Эх, Патрон, Патрон. Вот кого надо было рисовать, да? А если каждая модель начнет на шею вешаться, то это уже, прости меня, бар-дак и вер-теп. 18. В коровнике темно, мычат страшно все коровы. По проходу к теленку бежит Света, за ней – ее мама в одежде скотницы и ветеринар Антон Иванович. Ветеринар – веселый пьяненький мужичок. НАДЯ: - Пришел – квелый, скушный, не ест. Ну, думаю, утомился. А тут отвлеклась, прикорнула. Коровы ор подняли. Смотрю – а он на боковую. Света садится на корточки перед теленком. Теленок лежит на боку. Он чуть приподнимает голову и кладет ее на пол. Из глаз теленка катятся слезы. Вокруг теленка жидкий навоз. Ветеринар бестолково ходит вокруг теленка, ноги заплетаются. НАДЯ, зло, ветеринару: - Ты что, так и будешь тут шататься? Ты посмотри, что с ним, сделай что-нибудь! ВЕТЕРИНАР: - А вонища! Чего смотреть-то? Картина ясная. Мор. Щас все – широким жестом показывает на коров – все передохнут. Первый – теленок, правильно. Маленький, организм неокрепший. К теленку подходят все новые деревенские жители, так что в проходе становится тесно. Одеты они кто во что, лица заспанные, но любопытные. ГОЛОСА из толпы: - Что случилось? - Теленок. Отравился. - Клеверу нажрался, вот его и понесло. - А крику подняли, я думал, режут кого. - Полчетвертого! Это можно больше не ложиться. Вперед проталкивается рыбак. СВЕТА: - Кто сегодня пастухом? Выталкивают вперед пастуха. ПАСТУХ, нагловатым голосом, защищаясь: - А что пастух, что пастух? Ты че, все на пастуха? Вот, и Михалыч подтвердит! – пастух прячется за спину рыбака. Рыбак оказывается впереди толпы. Все затихают. Рыбак долго молчит, потом вдруг взрывается криком, тыкая в Свету пальцем: - А ты! Ты у художника спроси! Чем он его подкармливал там! За кустиком! Пришел – с авосечкой – тихоня – к теленку – спрашивает, где ты – нету – туда – сюда – и вперед. Ты спроси, спроси у художника! Люди расступаются, оборачиваются, и видят сгорбленную фигуру художника. ВЕТЕРИНАР: - Забивать надо. Светка вскакивает, кричит: - Я! Я вылечу! Не надо забивать! Люди начинают расходиться, переговариваясь. Голос из толпы: - Эта вылечит. Прикормили колдунью. Она и с осами разговаривает. Напустила ко мне в огород ос. У теленка остаются Надя, Света и художник. ХУДОЖНИК, тихо, Свете: - Я… Я зерном кормил… И галки ели… Тетя Шура дала… Говорит, покорми… галок. Света не слушает его. Она пытается поднять теленка. Надя ей помогает. Художник тоже помогает, но поднять теленка невозможно. НАДЯ, тихо: - Ноги затекли. Не встанет. СВЕТА, зло: - Встанет! Я ему не встану! Вставай!!! Теленок плачет, но не встает. Коровы мычат, толкают перегородки. НАДЯ: - Так и так. Платить придется. Живого не выкупили – теперь… штраф. Света смотрит на маму, широко раскрыв глаза. НАДЯ: - Моя смена. СВЕТА: - Штраф! Мама! При чем тут штраф! Он умирает, понимаешь! Надо… НАДЯ: - Дочур. Забивать надо. Светка вскакивает, и, крича, топает на маму ногами. - Не хочешь! Не надо! Иди! Иди, с ними! Я сама! Иди! Уходи! Надя обнимает Свету, но Света вырывается. СВЕТА, тихо: - Иди. Слышишь? – Художнику: - А ты чего смотришь! А ну пошел отсюда! Уходите! Вы, все! Надя и художник уходят, оглядываясь. Надя плачет. 19. Они выходят из коровника, останавливаются у загона. Надя плачет все громче. ХУДОЖНИК: - Я не знал. Не хотел. И потом, этот пастух… Я не думаю, что это я виноват. Пастух пьяный был, он спал в кустах, и рыбак этот врет… Про пастуха… Выгораживает. НАДЯ, не слушая его: - Ну за что она так… Чем я ее обидела. Что я ей сделала. Забивать его надо. Ноги затекли. Не встанет. Только мучить. Забивать надо, прав Антон. И кого просить… И опять пьян, и пьян, и пьян! Пойти к Павловым… Такие люди! Все разбежались! Все! Не мое – и ладно! Слушай! А ты… Забей ты, а? Ты забивал скот? Художник испуганно качает головой. НАДЯ оживляется: - Помоги, а? Ну что, мне забивать? Или ей? Ей забивать, да? Ты же мужик, а? Это просто. Он же лежит, и вязать не надо… Оглушить. Вот сюда ударить, - показывает на макушку, - ударить посильнее, и резать. Артерия, вот, на шее, - показывает на себе. Художник, отступает, отнекиваясь. НАДЯ: - Я помогу. Ты же мужик! Пойдем! Пойдем! – хватает художника за руку и тащит в коровник. Из коровника доносится крик Светы: - Иди! Не подходи! Уходи! Не трожь! Уходи! Не пущу! Никого не пущу! Надя, потерянная, выходит из коровника. Одна. Закуривает, всхлипывая. 20. Светает. По полю стелется розовый туман. У ограды загона сидит Надя. По дороге проходят двое деревенских, останавливаются у ограды. - Ну что? Разобрались с теленком-то? В этот момент они слышат хохот. Дикий смех. Они с любопытством смотрят на дверь коровника. Из коровника выходит художник. У него потерянный вид и чистые руки. За художником, весело смеясь, выходит Света. Она затихает, но тут же взрывается новым приступом заливистого смеха. Она еле идет, согнувшись, так что ни лица ее, ни рук не видно. Надя смотрит на нее взволнованно. На ее лице рождается улыбка. НАДЯ: - Ну, что? Что, дочур? Встал? Пронесло? Живой? Дочур? СВЕТА разгибается. Ее одежда и руки в крови. Она, давясь смехом, пытается выговорить, но у нее это не сразу получается: - Све-све-све. Свежуйте. – Деревенским. – Идите, свежуйте. Может, отрежете себе. Кусочек. Как от Коньяка. 21. Света и художник стоят посреди круглой площадки у въезда в деревню. На траве иней. В небе птицы. Птицы громко кричат. Света в приталенном темном плаще, на голове платок. Ее глаза пусты. Она садится на корточки, срывает листок одуванчика в инее и долго смотрит на него. Видна каждая прожилка. Иней тихо тает. Художник пытается заглянуть в Светины глаза, в лицо, но Света не поднимает глаз, тихо отворачивается. На площадку приходит деревенская женщина. Из калиток выходят другие женщины, идут по единственной улице к площадке. Женщина подходит к Свете и художнику и становится почти впритык. Другие женщины быстро выстраиваются в очередь. Художник взволнованно закуривает. СВЕТА вдруг поднимает на него глаза, и художник, сам того не ожидая, встречается с ней взглядом. СВЕТА: - Картину смотреть приду. ХУДОЖНИК: - Картину? Да, картину… Ты знаешь, не стоит. А впрочем… Посмотри. Но я еще не закончил. Света смотрит на него в упор и улыбается. | ||||
наверх>>> | ||||
Copyright © 2003 TengyStudio All rights reserved. | проза
2004 ИЮЛЬ-СЕНТЯБРЬ №3 |
proza5@yandex.ru |